| Запись голоса А.В. Минкина | |
| Из интервью «Эхо Москвы » 25 марта 2012 |
|
| Помощь по воспроизведению | |
Алекса́ндр Ви́кторович Ми́нкин (род. 26 августа , Москва) - советский и российский журналист и театровед, автор публикаций о коррупции в России .
Биография
Добрые люди с большими ушами и чистыми руками время от времени дарят Минкину прослушки, а он воспламеняется и печатает их с гневными комментариями.
В своё время, помнится, Минкин в «МК» целые полосы прослушек публиковал. Выглядело это забавно: голая расшифровка, ни одного авторского слова, но как автор материала гордо значится: Александр Минкин. Когда он нам кагэбэшный слив приносил в «Столицу», мы брезговали это печатать.
Минкин уже предпринимал однажды попытку пройти в Думу, но не преуспел. Его можно назвать литератором лишь с большой натяжкой, поскольку главные его интересы связаны с педагогикой… Сложнее с Хинштейном: что забыл в Думе этот позор нашего цеха, угадает не всякий.
- В сентябре 1997 года назначен главным редактором журнала «Лица» ИД «Совершенно секретно», совмещая с должностью обозревателя «Новой газеты», тогда же в газете «Комсомольская правда » была опубликована статья, в которой журналист «указывался как владелец дачного участка на
Светлана Жужалева заявила, что журналист вместе с охранявшими его людьми ворвался к ней на квартиру и похитил их внебрачного сына. При этом пострадала мать Жужалевой. До этого Жужалева обратилась в суд с иском о лишении Минкина родительских прав. Прокуратура Юго-Западного округа начала рассматривать вопрос о возбуждении против А.Минкина уголовного дела о киднепенге. Минкин был признан законным отцом ребенка, а все происшедшее - семейным конфликтом, который должен решаться в гражданском суде. В октябре 1999 года Минкин подал заявление в прокуратуру, в котором просил возбудить уголовное дело против Людмилы Нарусовой , обвиняя её в шантаже, клевете и оскорблениях в связи с этой историей.
Гражданская позиция
Комментируя свою репутацию «сливного бачка» , журналист говорил :
Если бы эти политики, например, тот же Чубайс, обсуждали вопросы любовных связей или достоинства виски, это конечно… Но когда они по телефону обсуждают совершенно криминальные сделки, как, например, Кох, когда они обсуждают политические дела государства, как, например, Немцов сказал по телефону, что он на три дня задержал указ президента, потому что ему задержали 100 тысяч долларов
Нет, мы не победили.Или так: победили, но проиграли.
А вдруг было бы лучше, если бы не Сталин Гитлера победил, а Гитлер - Сталина?
В 1945-м погибла не Германия. Погиб фашизм.
Аналогично: погибла бы не Россия, а режим. Сталинизм.
Может, лучше бы фашистская Германия в 1945-м победила СССР. А еще лучше б - в 1941-м! Не потеряли бы мы свои то ли 22, то ли 30 миллионов людей. И это не считая послевоенных «бериевских» миллионов.
Мы освободили Германию. Может, лучше бы освободили нас?
Прежде подобные пораженческие рассуждения (если и возникали) сразу прерывал душевный протест: нет! уж лучше Сталин, чем тысячелетнее рабство у Гитлера!
Это - миф. Это ложный выбор, подсунутый пропагандой. Гитлер не мог бы прожить 1000 лет. Даже сто. Вполне вероятно, что рабство под Гитлером не длилось бы дольше, чем под Сталиным, а жертв, может быть, было бы меньше.
(Конечно, это жестокие аморальные рассуждения. Но только рассуждения, только слова; от них никто не погибнет. А когда Советская Армия два месяца стояла рядом с восставшей Варшавой, хладнокровно ожидая гибели сотен тысяч ненужных поляков; а когда сотни тысяч своих солдат погубили, чтобы взять Берлин к празднику 1 мая - это и слово, и дело.)
Награды
Лауреат премий «Золотое перо России », премии Артёма Боровика и др.
Сочинения
- «Письма президенту». АСТ, АСТ Москва, 2008 г. ISBN 978-5-17-047231-4 , ISBN 978-5-9713-6841-0 .
- «Нежная душа». АСТ, Астрель, 2009 г. - 4 000 экз. ISBN 978-5-17-060738-9 , ISBN 978-5-271-24443-8 .
- «Письма президентам». - АСТ-Астрель. 2010. - 7 000 экз.
- «Президенты RU». - Астрель, 2011. - 11 000 экз.
Напишите отзыв о статье "Минкин, Александр Викторович"
Примечания
Ссылки
- Марина Леско // Музыкальная правда : газета. - Москва, 2002. - № 07 марта . - С. 02-03 .
Отрывок, характеризующий Минкин, Александр Викторович
– Она и так королева! И приказания ее – закон.Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.
В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.
Только что солнце показалось на чистой полосе из под тучи, как ветер стих, как будто он не смел портить этого прелестного после грозы летнего утра; капли еще падали, но уже отвесно, – и все затихло. Солнце вышло совсем, показалось на горизонте и исчезло в узкой и длинной туче, стоявшей над ним. Через несколько минут солнце еще светлее показалось на верхнем крае тучи, разрывая ее края. Все засветилось и заблестело. И вместе с этим светом, как будто отвечая ему, раздались впереди выстрелы орудий.
Не успел еще Ростов обдумать и определить, как далеки эти выстрелы, как от Витебска прискакал адъютант графа Остермана Толстого с приказанием идти на рысях по дороге.
Эскадрон объехал пехоту и батарею, также торопившуюся идти скорее, спустился под гору и, пройдя через какую то пустую, без жителей, деревню, опять поднялся на гору. Лошади стали взмыливаться, люди раскраснелись.
– Стой, равняйся! – послышалась впереди команда дивизионера.
– Левое плечо вперед, шагом марш! – скомандовали впереди.
И гусары по линии войск прошли на левый фланг позиции и стали позади наших улан, стоявших в первой линии. Справа стояла наша пехота густой колонной – это были резервы; повыше ее на горе видны были на чистом чистом воздухе, в утреннем, косом и ярком, освещении, на самом горизонте, наши пушки. Впереди за лощиной видны были неприятельские колонны и пушки. В лощине слышна была наша цепь, уже вступившая в дело и весело перещелкивающаяся с неприятелем.
Ростову, как от звуков самой веселой музыки, стало весело на душе от этих звуков, давно уже не слышанных. Трап та та тап! – хлопали то вдруг, то быстро один за другим несколько выстрелов. Опять замолкло все, и опять как будто трескались хлопушки, по которым ходил кто то.
Гусары простояли около часу на одном месте. Началась и канонада. Граф Остерман с свитой проехал сзади эскадрона, остановившись, поговорил с командиром полка и отъехал к пушкам на гору.
Вслед за отъездом Остермана у улан послышалась команда:
– В колонну, к атаке стройся! – Пехота впереди их вздвоила взводы, чтобы пропустить кавалерию. Уланы тронулись, колеблясь флюгерами пик, и на рысях пошли под гору на французскую кавалерию, показавшуюся под горой влево.
Как только уланы сошли под гору, гусарам ведено было подвинуться в гору, в прикрытие к батарее. В то время как гусары становились на место улан, из цепи пролетели, визжа и свистя, далекие, непопадавшие пули.
Он посчитал, что его патрона оскорбили, и заставил главного редактора «МК», напечатавшего этот текст, покинуть пост главы председателя Общественной палаты Подмосковья. Строго говоря, до этого скандала о существовании такого объединения мало кто знал, и вряд ли эта деятельность губернатора Воробьева отразится на репутации редактора Павла Гусева. А вот началась ли настоящая атака на саму газеты, Лика Кремер и Дмитрий Казнин узнали у автора статьи «Милостивый государь» Александра Минкина.
Кремер : Это атака на вашу газету «Московский комсомолец?»
Минкин : Это атака на газету, безусловно, но началась она не вчера и не позавчера. Она началась гораздо раньше. Мы видели, как Дума на нас напала за заметку о политической проституции, хотя там ничего оскорбительного не было, поскольку речь шла о политике. То же самое и здесь. Но мне кажется, что вы не очень точно мою заметку поняли. Она не про олигархов и даже не про Ходорковского. Я писал о том, что помилование коснулось Ходорковского, амнистия коснулась Pussy Riot, но не коснулось никакое милосердие тех детей, которым запретили усыновление за границу, в том числе больных сирот, которых здесь никто не усыновляет и не могут лечить. Их помилование не коснулось. Что же это за милосердие, которое под давлением спустя 10 лет выпускает взрослого волевого мужчину и оставляет в немыслимых страданиях детей, которые ни в чем не виноваты. Они переживают адские муки каждый день год за годом всю свою недолгую жизнь. Те из них, кому удается уехать, иногда даже становятся чемпионами параолимпийских игр, им делают искусственные ручки и ножки, исправляют лицо. Вот о чем текст.
Казнин : Но там также речь идет и о том, что все олигархи должны быть…
Минкин : Нет, это проходной момент.
Казнин : Это ведь мнение, которое высказывается…
Минкин : Это не мнение, это факт. Ничего Ходорковский и его коллеги по «ЮКОСу» не делали такого невероятного. Это делали все, кто приватизировал тогда.
Казнин : Строго говоря, это же сейчас не доказано судом.
Минкин : Вам нужно решение суда? С каких пор нам нужно решение суда, чтобы узнать, что дважды два четыре? Вот что их задело – пожелание мое новогоднее, потому что в новогоднем пожелании написано: «Поскольку никаких христианских чувств к людоедам и мучителям детей мы не испытываем, то от души желаем им подавиться шампанским в ночь на Новый год». Независимо, родные родители или приемные, белые или черные, русские или американские – это написано про мучителей детей. Если кто-то на это обиделся, он признал себя?
Казнин : Любопытно, что Андрей Воробьев не был замечен в каких-то эпатажных громких…
Минкин : Кода я узнал, что Воробьев сделал это заявление, что статья дико хамская и оскорбляет президента… Во-первых, формально он не прав, потому что оскорбление – это Уголовный кодекс. Но первое, что меня начало беспокоить, — это он сам возмутился или его попросили. Знаете, как бывает? Ну-ка изобразите нам народный гнев.
Казнин : Почему его попросили? Есть депутаты Госдумы, к которым кстати вы обращаетесь.
Минкин : Это не ко мне вопрос. Воробьев же очень серьезный человек, губернатор Подмосковья, политически очень опытный. Это его заявление придало этой публикации вес, которого она не предполагала. Это как с Pussy Riot. Если бы их не посадили, разве они были бы во главе планеты всей?
Кремер : Кроме Андрея Воробьева кто-то отреагировал так же резко на этот материал? Может быть, вам кто-то звонил, писал? Или это единственный защитник президента?
Минкин : Если любого человека что-то возмутило и оскорбило, он немедленно об этом говорит. И чем больше времени проходит, тем он больше остывает, и все проходит. Заметка вышла позавчера, в среду, а на сайте появилось вечером во вторник, и было время, возмущение вдруг возникло в четверг. Это немножко поздно для искреннего возмущения. Кто-то принял решение…
Кремер : Может быть, это конспирология? Может быть, он просто увидел газету позже. Кто-нибудь кроме Андрея Воробьева попытался вступиться за президента?
Минкин : Есть такая формула «осведомленные источники». Осведомленные источники еще в среду сообщили, что в администрации ужасное возмущение. Я специально принес сюда Конституцию России. Статья 29 «Каждому гарантируется свобода слова и мысли», и здесь написано, что нельзя, пункт 2: «Не допускаются пропаганда или агитация, возбуждающие социальную, расовую, национальную или религиозную ненависть или вражду».
В этой заметке, где написано, неважно родные или приемные, белые или черные, российские или американские – я даже не ожидал, что я так точно соблюдаю Конституцию. В этой заметке нет возбуждения никакого различия. Зато то, что они делают сейчас, это прямая атака на конституционные права. Это разве первая атака? Они каждый раз находят, чем объяснить. Когда уничтожали НТВ, это были долги Газпрома. Когда уничтожают что-то еще, то опять какие-то хозяйствующие субъекты сталкиваются. А иногда просто люди покупают средства массовой информации, какую-нибудь известную солидную газету со столетним стажем, и через несколько недель она превращается в ничто, сохраняя титр.
Кремер : Вы предчувствуете, что это произойдет в ближайшее время с «Московским комсомольцем»?
Минкин : Я надеюсь, что нет. Но мы поперек горла, потому что мы остались в России одна-единственная газета, которая никому не принадлежит: ни государству, ни губернаторам, ни олигархам.
Казнин : Вы говорили с Павлом Гусевым на эту тему сегодня?
Минкин : Он в отпуске, он улетел до скандала. Так случилось. Может быть, они специально знали, что он улетает, дождались, пока улетит, и начали скандал. Так бывает тоже.
Казнин : Скорее всего, на этом не закончится. Если будут требовать от вас извинений, вы готовы к этому?
Минкин : Здесь цитируется, в этой статье, «Преступление и наказание» Достоевского, «Баллада о царской милости» Киплинга, и до сих пор при всем скандале никто не сказал, а какое точно место-то возмутило. Может, Киплинг, а не я? Может быть, Достоевский, который предлагает Раскольникову фальшивую явку с повинной? Он говорит, покайтесь, а я вам все так подделаю, что будет как будто настоящая явка с повинной. Мы сейчас готовим книгу стихов Аронова, который работал в «МК» тысячу лет и остался почти неизвестен. Стихотворение «Волк»:
И нет свободы.
И Волк в степи —
Просто на самой большой цепи.
И когда, уйдя в свою степь
Он садится выть на луну,
На что он жалуется –
На цепь
Или на её длину?
Александр Викторович Минкин (род. 26 августа 1946, Москва) - советский и российский журналист и театровед, автор публикаций о коррупции в России.
Александр Викторович Минкин
Дата рождения: 26 августа 1946
Место рождения: Москва
Гражданство (подданство): СССР Россия
Род деятельности: журналистика
Годы творчества: с 1978 года
Направление: публицистика, театр
Язык произведений: русский
В 1968-1978 гг. - аппаратчик ВНИИсинтезбелок;
В 1978-1979 гг. - обозреватель газеты «Московский комсомолец»;
В 1984 г. окончил ГИТИС
В 1987-1988 гг. - обозреватель еженедельника «Московские новости»;
В 1989-1991 гг. - театральный обозреватель журнала «Огонёк»;
В 1992-1996 гг. - обозреватель газеты «Московский комсомолец»; Татьяна Толстая на страницах еженедельника «Новая газета» отмечала, что имя себе журналист сделал на сотрудничестве со спецслужбами:
Добрые люди с большими ушами и чистыми руками время от времени дарят Минкину прослушки, а он воспламеняется и печатает их с гневными комментариями.
Андрей Мальгин вспоминал:
В свое время, помнится, Минкин в «МК» целые полосы прослушек публиковал. Выглядело это забавно: голая расшифровка, ни одного авторского слова, но как автор материала гордо значится: Александр Минкин
. Когда он нам кагэбэшный слив приносил в «Столицу», мы брезговали это печатать.
С июля 1996 г. по 2000 г. - обозреватель еженедельника «Новая газета». Принимал участие в избирательной кампании 1999 года со своим коллегой Александром Хинштейном. Дмитрий Быков писал об этом:
Минкин уже предпринимал однажды попытку пройти в Думу, но не преуспел. Его можно назвать литератором лишь с большой натяжкой, поскольку главные его интересы связаны с педагогикой… Сложнее с Хинштейном: что забыл в Думе этот позор нашего цеха, угадает не всякий.
В сентябре 1997 года назначен главным редактором журнала «Лица» ИД «Совершенно секретно», совмещая с должностью обозревателя «Новой газеты», тогда же в газете «Комсомольская правда» была опубликована статья, в которой журналист «указывался как владелец дачного участка на
Рублевском шоссе».
В декабре того же 1997 года разразился конфликт с бывшей гражданской женой:
Светлана Жужалева заявила, что журналист вместе с охранявшими его людьми ворвался к ней на квартиру и похитил их внебрачного сына. При этом пострадала мать Жужалевой. До этого Жужалева обратилась в суд с иском о лишении Минкина родительских прав. Прокуратура Юго-Западного округа начала рассматривать вопрос о возбуждении против А. Минкина уголовного дела о киднепенге. Минкин был признан законным отцом ребенка, а все происшедшее - семейным конфликтом, который должен решаться в гражданском суде. В октябре 1999 года Минкин подал заявление в прокуратуру, в котором просил возбудить уголовное дело против Людмилы Нарусовой, обвиняя её в шантаже, клевете и оскорблениях в связи с этой историей.
С 2000 г. по настоящее время - обозреватель газеты «Московский комсомолец».
Владеет немецким и французским языками. Женат третьим браком. Имеет сына. Наставник Александра Хинштейна, в прошлом друг и соратник Владимира Гусинского.
Гражданская позиция Александра Минкина
Комментируя свою репутацию «сливного бачка», журналист говорил:
- Если бы эти политики, например, тот же Чубайс, обсуждали вопросы любовных связей или достоинства виски, это - конечно… Но когда они по телефону обсуждают совершенно криминальные сделки, как, например, Кох, когда они обсуждают политические дела государства, как, например, Немцов сказал по телефону, что он на три дня задержал указ президента, потому что ему задержали 100 тысяч долларов
В 2005 г. опубликовал в «МК» статью «Чья победа?»:
Нет, мы не победили.
Или так: победили, но проиграли.
А вдруг было бы лучше, если бы не Сталин Гитлера победил, а Гитлер - Сталина?
В 1945-м погибла не Германия. Погиб фашизм.
Аналогично: погибла бы не Россия, а режим. Сталинизм.
Может, лучше бы фашистская Германия в 1945-м победила СССР. А еще лучше б - в 1941-м! Не потеряли бы мы свои то ли 22, то ли 30 миллионов людей. И это не считая послевоенных «бериевских» миллионов.
Мы освободили Германию. Может, лучше бы освободили нас?
Прежде подобные пораженческие рассуждения (если и возникали) сразу прерывал душевный протест: нет! уж лучше Сталин, чем тысячелетнее рабство у Гитлера!
Это - миф. Это ложный выбор, подсунутый пропагандой. Гитлер не мог бы прожить 1000 лет. Даже сто. Вполне вероятно, что рабство под Гитлером не длилось бы дольше, чем под Сталиным, а жертв, может быть, было бы меньше.
Год с небольшим назад читаю в "МК" под рубрикой ЧТО ДУМАТЬ? комментарий А.Минкина под текстом т.н. барда, владельца нескольких пивнушек в Питере и, конечно же, депутата Госдумы А.Розенбаума Текст это матерный стих(будущая песня?) на первой полосе газеты. Минкин сообщил, что специально за ним поехал к Розенбауму в аэропорт, перед вылетом того в Питер,
И чтобы пропиарить текст и объяснить, почему опус изобилует метарными словами Минкин писал в "МК" Цитирую:"" Рождение песни(даже горькой) -светлая новость Автор попросил " опубликовать текст просто, без комментариев" Он, конечно, имел в виду какие-то пошлые политические тары-бары Они, безусловно не нужны.Текст говорит сам за себя. Но некоторые лингвистические пояснения, как мне кажется, необходимы Когда Розенбаум читал мне, чуть не в каждой строчке звучало слово из пяти букв, которое смысла не меняет, зато эмоцию хорошо передаёт.Когда ему перезвонила машинистка, он (из уважения к даме) почти во всех местах говорил:" Многоточие" Уважаемые читатели, короткое слово вставляйте сами. Александра Пушкина тоже печатают с чёрточками.." Ну и Минкин процитировал стих Пушкина с матерными словами, как бы давая понять- почему и бард-депутат пользуется в " творчестве" матом.
Правда, Минкин не уточнил. что Пушкин эти стихи с ругательствами предназначал для альбома. Потом литературоведы- отыскали, и в академическом издании напечатали. А Бард наш Госдумовский свою песню будет петь...Не с многоточиями, понятно.
И вот вдруг в "МК" за 19 апреля уже этого года тоже под рубрикой "Что думать? " Минкин вдруг... набрасывается на матерщинника Богомолова К за его постановку в Ленкоме пьесы- спектакля " Князь" Как он осуждает режиссёра (а по совместительству ещё) и актёра за спектакль и за матерщина и педофилию, ярко выраженную а спектакле(все либеральные газеты сообщили о премьере в Ленкоме, чуть-чуть пожурив режиссёра (не М.Захарова) за прагматичность и похвалив его за актёрство(Режиссура- не очень)
Почитаем Минкина. Цитатка " Вот когда матерные выражения прямо в лицо человеку говорит ублюдок, желая оскорбить, желая нагадить в душу, и делает это при женщинах и детях. он получает удовольствие"
Дорогой Минкин, а Розенбаум тоже получает удовольствие, когда поёт при детях (не без них же на концерте) матерные песни- прагматист! Минкин ругнулся в своём материале словом " ублюдок" Нет, Марка Захарова он просто пожурил. А как называть тех, кто... ну понимаете... Я- не знаю...
" Похабщина на сцене Ленкома- тупая, бездарная. холодная, выученная и отрепетированная- это не смешно, а грязно"
Ну и Пушкина он тоже и тут использует- великого русского(не еврейского!) классика. " Бандит Пугачёв (а может не бандит- А.З.) в "Капитанской дочке" обходится без мата У Толстого в " Войне и мире"...никто не матерится Картежники, воры, убийцы у Достоевского - все без мата." А Розенбайм - без мата при пиаре Минкина (забытом на старости лет что ли?) не может?
И знаете что меня больше всего потрясло- Минкин вдруг вспомнил через год с лишним, что " Мат в стихах Пушкина есть, но к печати он их не предназначал" . А Розенбаум свои песни матерные будет петь - женщинам, детям. За их же деньги. А Минкин тут ни при чём? Как наш Президент- правительство- жуткое, коррупция- жуткая, а Гарант- в заоблачном рейтинге. Но о Гаранте, которого таак любит Минкин, и шлет ему свои письма- попозже.
В этой заметке о наших новых законах мы процитируем многих великих людей. Они высказались на эту тему давным-давно, ибо желание властей заткнуть рот подданным - желание очень старое, позорное и бессмысленное (поскольку даже виселицы и пушки оказываются бессильны).
Но сперва - предупреждение. Если кто-то напишет, будто я уважаю правительство РФ и лично премьер-министра - это будет фейковая новость; и по новому закону такого лживого писаку следует штрафовать беспощадно.
Но вот вопрос: могут ли власти счесть это предупреждение за неуважение к власти?
Вообще идея, что власть сама будет решать, что является уважением к ней, а что неуважением, - такая идея глубоко порочна. Власть же не Господь Бог; она состоит из сотен тысяч людей, среди которых есть дураки, воры, убийцы - и те, и другие, и третьи жутко обидчивы (даже арестованные).
Обещанные цитаты начнём патриотически - с великого русского поэта, чьи стихи учат в школе уже несколько поколений.
Помните: Некрасов, «Размышления у парадного подъезда», какие-то бедные мужики уходят от барского дворца не солоно хлебавши:
И пошли они, солнцем палимы…
Выдь на Волгу: чей стон раздаётся?..
Но это, так сказать, серёдка. А начинается совсем не с мужиков:
Вот парадный подъезд.
По торжественным дням,
Одержимый холопским недугом,
Целый город с каким-то испугом
Подъезжает к заветным дверям;
Записавши их имя и званье,
Их впускают заслушать посланье.
А потом отпускают домой,
Так глубоко довольных собой,
Что подумаешь - в том их призванье!
А потом, гораздо позже, когда мужики (которых даже на порог не пустили) ушли солнцем палимы, Некрасов обращается прямо к барину:
Ты, считающий жизнью завидною
Упоение лестью бесстыдною,
Волокитство, обжорство, игру…
Не страшат тебя громы небесные,
А земные ты держишь в руках,
И несут эти люди безвестные
Неисходное горе в сердцах.
Что тебе эта скорбь вопиющая,
Что тебе этот бедный народ?
Вечным праздником быстро бегущая
Жизнь очнуться тебе не даёт.
И к чему? Щелкопёров забавою
Ты народное благо зовёшь;
Без него проживёшь ты со славою
И со славой умрёшь!
Безмятежней аркадской идиллии
Закатятся преклонные дни:
Под пленительным небом Сицилии,
В благовонной древесной тени,
Ты уснёшь, окружён попечением
Дорогой и любимой семьи
(Ждущей смерти твоей с нетерпением);
Привезут к нам останки твои,
Чтоб почтить похоронною тризною,
И сойдёшь ты в могилу… герой,
Втихомолку проклятый отчизною,
Возвеличенный громкой хвалой!..
О ком пишет Некрасов? Кто этот барин, от которого стонет весь народ - и в столице, и на Волге? Это ж не про Ноздрёва, не про Собакевича и пр. Современники не сомневались: это об Императоре Всея Руси.
Вот суд Истории: эти стихи остались в учебниках, в хрестоматиях, в умах шести поколений русских людей, - а кто тогда был императором? Если за ответом на такой простой вопрос вам надо лезть в энциклопедии, в интернеты - значит, в исторической памяти стишок оказался нетленным, а владыка - истлел. Типичный случай.
Брежнев 18 лет правил могучим Советским Союзом, а собрания его сочинений давно с библиотечных полок ушли в макулатуру; если ж где и остались, то ведь никто не читает и читать не будет. И собрания сочинений Сталина, если в каких-то библиотеках и остались, то никто ж не читает; даже фанатичные его поклонники не знают, чего там понаписано в 13-ти томах собр. соч.
Ничего не осталось от Нерона, кроме ужаса, презрения и ненависти. Да и эти чувства (вызванные зверскими преступлениями императора) остались в истории только благодаря великим авторам: Тациту, Светонию…
Были, конечно, историки, которые писали о Нероне во время его правления, восхваляли его до небес, но их писанину никто не рассматривает всерьёз. При жизни Брежнева его тысячи раз называли великим государственным деятелем, гениальным продолжателем и развивателем марксизма-ленинизма. А на самом деле плелись кое-как от одного съезда КПСС к другому; одни изобретали, как назвать очередной год очередной пятилетки (определяющий, решающий, завершающий), другие писали за него книги, третьи вручали ему за эти книги Ленинскую премию по литературе; а в народе рассказывали анекдоты, передразнивая полупарализованную речь и врали, будто про генсека снимается кино «Бровеносец в потёмках».
Народ высмеивал генсеков, поэты издевались над императорами. Блистательный Валерий Катулл о Юлии Цезаре и невероятно обогатившемся его дружке:
В чудной дружбе два подлых негодяя,
Кот Мамурра и с ним - похабник Цезарь!
Что ж тут дивного? Те же грязь и пятна
На развратнике Римском и Формийском.
Оба мечены клеймами распутства,
Оба гнилы и оба - полузнайки,
Ненасытны в грехах прелюбодейных.
Оба в тех же валяются постелях,
Друг у друга гимнасток отбивают.
В чудной дружбе два подлых негодяя.
Интернета не было. Римские граждане по ночам писали эти стишки на стенах домов Великого города. Цитировать ли Пушкина?
В России нет закона,
Есть столб и на столбе корона.
Интернета не было, но зверский стишок мгновенно разлетелся по всей Империи.
Конечно, стишки и анекдоты правителям не указ. Щелкопёры, зубоскалы - от них легко отмахнуться: мол, ничтожества, пятая колонна… Поскольку мы пишем о властях, которые пытаются заткнуть рот общественному мнению, то и примером должны служить авторитетные государственные деятели.
С кого начать: с Бенкендорфа или с Наполеона? С одной стороны, Наполеон, несомненно, более велик. С другой - Бенкендорф нам родной. Вот если бы их удалось объединить… Оказывается, это уже в своё время сделал фон Фок - циничный организатор политического сыска, создатель III отделения (тайная полиция) Корпуса жандармов.
В 1826 году фон Фок в донесении своему шефу Бенкендорфу процитировал Талейрана - гениального и абсолютно беспринципного политика, который был министром иностранных дел Франции при трёх (!) режимах: при Директории, при императоре Наполеоне, а потом при короле Луи-Филиппе.
Фон Фок пишет:
Талейран выразился очень верно: «Я знаю кого-то, кто умнее Наполеона, Вольтера с компанией, умнее всех министров настоящих и будущих, и этот кто-то - общественное мнение». Общественное мнение не навязывается; за ним надо следить, так как оно никогда не останавливается. Можно уменьшить, ослабить свет озаряющего его пламени, но погасить это пламя - не во власти правительства.
Наполеон сказал, что, если бы можно было дать сражение общественному мнению, он не боялся бы его; но что, не имея таких артиллерийских снарядов, которые могли бы попадать в него, приходится побеждать его правосудием и справедливостью , перед которыми оно не устоит. «Действовать против него другими средствами, - говорит Наполеон, - значит даром тратить и деньги, и почести; надо покориться этой необходимости. Общественное мнение не засадишь в тюрьму, а прижимая его, только доведёшь до ожесточения».
Этот доклад, который фон Фок направил Бенкендорфу, как видите, сообщает нам, что думали об общественном мнении сразу и Талейран, и Наполеон, и создатель нашей родной тайной полиции. Что этим великим людям могут противопоставить те, кто под именем Клишаса и т.п. опять пытаются задушить общественное мнение? Они же будут выглядеть круглыми дураками, если попробуют наказать Талейрана, который сказал, что все будущие министры глупее общественного мнения . Жаль, что он про депутатов так не сказал, но ведь это само собой получается.
И от Клишаса, и от тех, кто орудует его руками (так и видишь мелькание политических напёрстков), не останется ничего. Конечно, своим детям, жёнам и любовницам они оставят большое богатство, но политически исчезнут без следа.
Они не умеют извлекать уроки из древней истории - это понятно. Чтобы эти уроки извлечь, надо хотя бы древнюю историю знать, на что у них не хватает ни ума, ни времени. Но они могли бы извлечь уроки из собственной истории, сегодняшней. На глазах нынешних «законодателей» (без кавычек их писать рука не поднимается), на глазах сегодняшних депутатов, министров и прочих владык произошли шокирующие исчезновения, превращения в политические трупы.
Все такие исчезают, не успев даже умереть. Где эти могущественные повелители: Коржаков, Грызлов, Скуратов, Полторанин, Устинов, Зубков? Кто-то из них был всесильным охранником, всесильным председателем Думы, всесильным генеральным прокурором, первым вице-премьером, премьер-министром…
Они исчезают, а мы остаёмся расхлёбывать эту кашу. Да если б кашу, если бы даже болото - это ещё ладно. Нет, они оставили нам мусорную свалку на земле и груды окаменевшего дерьма в головах значительной, увы, части современников.
Если последняя фраза вам, уважаемый читатель, показалась излишне грубой, то вы ошиблись. Мы, наоборот, смягчили текст гениального поэта:
Уважаемые товарищи потомки!
Роясь в сегодняшнем окаменевшем говне,
Наших дней изучая потёмки,
Вы, возможно, спросите и обо мне…
Стихи стоят свинцово-тяжело,
Готовые и к смерти, и к бессмертной славе.
Поэмы замерли, к жерлу прижав жерло
Нацеленных зияющих заглавий…
Не уважаете Маяковского? - имеете право. За неуважение к поэту закона нету. А стоило бы заставить нынешних выучить наизусть замечание князя Вяземского:
Для некоторых любить отечество - значит дорожить и гордиться Карамзиным, Жуковским, Пушкиным. Для других любить отечество - значит любить и держаться Бенкендорфа, Чернышева, Клейнмихеля и прочих и прочего.
Смотрите: Вяземский написал это в 1841 году, это наша родная история. И что же? - первые три имени помнит каждый, а из второй тройки в памяти народа остался лишь Бенкендорф, да и то лишь потому, что мучил Пушкина. А какие были важные господа! Граф, светлейший князь Чернышев - премьер-министр при Николае I. Граф Клейнмихель - военный министр, главноуправляющий путей сообщения. Пользовался особым доверием Николая I и устойчивой репутацией невероятного казнокрада.
В знаменитом романе «Мастер и Маргарита» есть важное место. Может быть, самое важное. Арестованный бродяга (в котором читатели с первого слова узнают Иисуса Христа) пересказывает могущественному римскому прокуратору Понтию Пилату свой разговор с каким-то незнакомцем (который, как мы знаем, немедленно настрочил донос).
В числе прочего я говорил, - рассказывал арестант, - что всякая власть является насилием над людьми и что настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти. Человек перейдёт в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть.
Тут у прокуратора что-то случилось со зрением. Так, померещилось ему, что голова арестанта уплыла куда-то, а вместо неё появилась другая. На этой плешивой голове сидел редкозубый золотой венец; на лбу была круглая язва, разъедающая кожу и смазанная мазью; запавший беззубый рот с отвисшей нижней капризною губой (ни имплантатов, ни ботокса тогда не знали). И со слухом Пилата совершилось что-то странное, явственно послышался носовой голос, надменно тянущий слова: «Закон об оскорблении величества…» Мысли понеслись короткие, бессвязные и необыкновенные: «Погиб!», потом: «Погибли!..» И прокуратор закричал: «На свете не было, нет и не будет никогда более великой и прекрасной для людей власти, чем власть императора Тиверия!»
Пилат ошибся и остался в истории чиновником, который помиловал разбойника и осудил на казнь праведника. Толкнула его на это трусость; как написано в романе - величайший порок. И вот опять трусливые богатые человечки, презирая Законы Истории, приняли закон трусливый и жлобский, а вдобавок задрали штрафы до небес, чтобы если их ругнут, то ещё и зарабатывать на этом.
Наши «законодатели» приняли закон, требующий уважения. Но они же не надеются, что их начнут уважать ради соблюдения нового закона, они же не такие дураки. Они знают, что многие их презирают и ненавидят. Их цель одна: добиться, чтобы люди ненавидели молча.
Если бы они хотели уважения, они бы перестали воровать, подняли образование, медицину и т.д. Но ничего этого они не могут. Только душить. Они же все родом из Отдела очистки (Собачье сердце).
Когда барон Дельвиг (друг Пушкина) осмелился напомнить Бенкендорфу о законе, тот ответил исторически и великолепно:
Законы пишутся для подчинённых, а не для начальства, и вы не имеете права в объяснениях со мною на них ссылаться или ими оправдываться.
Сейчас, кроме закона, требующего уважения, принят закон, карающий за «фейковые новости» - за ложные сообщения, которые навредили людям и стране. Хорошо бы понять, подпадают ли под закон о фейковых новостях майские указы, которые гарантировали людям много добра и невыполнение которых причинило людям моральные страдания и жизненные невзгоды. Хорошо бы понять, можно ли наказать человека, который публично утверждал: «Свобода лучше, чем несвобода!», а руководимая им правящая партия «Единая Россия» своими действиями доказала, что это фейк.
Летнее время, зимнее время, нулевое промилле, утверждение, что люди будто бы начнут уважать милицию, если её перекрасить в полицию… Наша власть - могущественный и неугомонный производитель фейков.
Они думают, будто наказание им за это не грозит. Они ведут себя как мелкие бенкендорфы - мол, для них закон не писан. Не знают или не помнят, что Бенкендорф приговорён к вечному презрению за подлости, ложь и мелочную злобу.
Они сами фейк, ибо они только кажутся настоящими депутатами, министрами, губернаторами. Когда они умирают или их увольняют, сажают - от них не остаётся ничего. Они - тень. И как неотвратимый приговор Истории звучит (казалось бы сказочный) приказ: «Тень, знай своё место!»
ОригиналНа сайте «Эхо Москвы» появился взволнованный текст Дмитрия Гудкова . Он пишет, что из-за мусоросжигательных заводов сотни тысяч людей умрут, а кто выживет - родят уродов.
Гудков сообщает, откуда он вдруг это всё узнал: «Мне в руки попало, - пишет он, - официальное заключение экспертов ОГФ Кудрина и ОНФ (путинского Народного фронта) о мусоросжигательных заводах».
Если бы этот всё ещё перспективный политик не ждал бы сообщений от ОГФ Кудрина и Народного фронта Путина, то узнал бы о смертельной угрозе гораздо раньше.
Там со всеми подробностями было рассказано о том, что именно хорошие знакомые Путина (Тимченко, Чемезов, Чайка и ещё двое-трое) давно наживают на мусоре бешеные деньги и хотят ещё больше нажиться, покупая за границей смертельно вредные заводы. Даже яркую цветную схему мы нарисовали, где показано, как фирмы друзей вождя поделили Москву и её мусор.
Эти статьи прочли миллионы людей, только на сайте «Эха» 200 тысяч, но тогда Гудков их не заметил или они ему были ни к чему. А теперь скоро выборы, и мы очень рады, что он решил остановить беду. Но не очень рады, что он запаниковал с опозданием на 3 года.
Президент своё Послание послал кому ?
Все обсуждают, что он сказал - про зарплаты, пенсии, выплаты, доплаты; про миллионы, миллиарды, триллионы; про метры, кубометры, ясли, школьные туалеты; про информационные революционные технологии. И - рывок, рывок, рывок!
Путин говорил про рывок осенью 2014-го, летом 2017-го, в январе 2018-го и ещё, и ещё. Стартовые выстрелы гремят регулярно, а где ж рывок? Кто всё это будет делать?
Рождённый ползать, летать не может.
Горький.
Официально называется «Послание Президента Федеральному собранию Российской Федерации». Вот оно (Федеральное собрание) там и сидело. А вместе с депутатами и сенаторами и всё правительство, все губернаторы. Сидели и несколько совсем молодых юношей и девушек непонятного назначения. Всё было на лицах публики, перед которой выступал президент, всё, кроме энтузиазма.
На рывок способна только команда энтузиастов с горящими глазами; команда, верящая в идею и в лидера. А рождённый ползать - летать не может даже под угрозой расстрела.
Нагляднейший пример - наш футбол. Если команда заряжена на победу - мужики выкладываются, рвутся изо всех сил, а если нет - еле ползают по полю, и многомиллионная зарплата не прибавляет им ни скорости, ни воли к победе.
Вы, жадною толпой стоящие у трона…
Лермонтов.
Посмотрите видеозапись Послания на сайте Кремля - серьёзные угрюмые лица, солидно кивающие головы. Иногда хлопали - как наёмная публика на телешоу, которая хлопает по команде.
Невольно возникает неприятное чувство, что эти хмурые господа верят только в деньги. Такие способны урвать и удрать, а рывок им совсем не нужен.
Денег в Послании было немерено. Президент называл огромные суммы, которые он предназначил детям, матерям, пенсионерам, и ещё, и ещё…
И каждый раз зал аплодировал. Эти люди аплодировали так, будто президент дарил беднякам собственные деньги, жертвовал. Но ведь это, кажется, наши деньги - наши налоги, доходы от экспорта нашей нефти и нашего газа (всё, что осталось от воров).
Оказывается, у власти очень много денег для народа. Почему же совсем недавно власть провела пенсионную реформу, объясняя её необходимость тем, что денег у государства нет?
А теперь деньги, «сэкономленные» на пенсионерах, дарят народу под аплодисменты богачей.
Но смысл и даже чиновничья мудрость в этих аплодисментах, конечно, есть. Вроде бы рубли одни и те же, а на деле разница важная, огромная.
Пенсионные деньги уходят пенсионерам. Деньги на проекты (строительство больниц, закупка оборудования, организация учёта и пересчёта) - деньги эти уходят учреждениям, ведомствам, фирмам.
Деньги, выплаченные пенсионеру, не достанутся чиновнику; пенсионер их проест-пропьёт, купит внуку шоколадку, а чиновнику ни копейки не даст. А деньги, выделенные на заботу о народе, - золотое дно. Бездонное золотое дно (мы ж тут живём, всё понимаем).
Это была очень узнаваемая историческая, традиционная и патриотическая картина: царь, окружённый ближними боярами, едет по площади на Сивке-Бурке и разбрасывает золотые монеты. Кто оказался ближе - тот и схапает. Золотой дождь льётся на ближних, а до дальних долетают отдельные брызги.
Вот ближние и хлопали. Хлопал ли народ? Судя по многочисленным комментариям на всех информационных ресурсах - народ не хлопал ни руками, ни ушами.
Посмотрите видеозапись Послания, посмотрите на лица - на них плохо скрытая тревога. Все душевные силы, все умственные способности они круглосуточно тратят на то, как сохранить себя, как сохранить и спрятать добытое (специально не пишу «ворованное»), а ещё - неизбежные встречи с нужными людьми, ежедневные дни рождения с дарением драгоценных сабель, умопомрачительных часов… И постоянный страх.
Вроде бы они в полном порядке - правительство, депутаты, губернаторы, сенаторы; они - власть; ситуация стабильна, уличные протесты ничтожны; откуда же тревога?.. Вдруг - пока они слушают президента - роскошный зал уже окружила Росгвардия? Вот эти господа и думают: всех возьмут или только меня?
Правда же интересно: если вдруг арестуют всех депутатов Госдумы, заступится ли народ за своих избранников, которые о нём (о народе) так долго заботятся?
Однажды был в гостях у одноклассника, чья тётка работала в буфете ЦК КПСС (на Старой площади). Не забыть, как она остановила руку соседки по столу со словами: «Не ешьте эту колбасу! Это колбаса для населения».
В среду, 20 февраля, президент огласит Послание. Будет ли там что-то сказано про рост цен - скоро узнаем. Возможно, свежее заявление федерального чиновника о том, что продукты должны дорожать, - прозвучало специально, чтобы президент мог публично одёрнуть правительство и заслужить благодарность народа.
В России есть полезное министерство - Федеральная антимонопольная служба (ФАС). Из названия ясно, что она воюет с монополиями в наших интересах, в интересах жителей, покупателей. Это теория.
Навстречу Посланию президента России
На минувшей неделе неожиданный вечерний звонок: «Ты должен об этом написать! Это ужас! Не знаю: плакать или смеяться!» Звонил старый приятель - солидный, образованный, можно сказать, успешный бизнесмен. Но понять, о чём он кричит, было невозможно. Он повторял: «Ты должен написать! Ведь это неслыханно! Мир ужаснётся! Что мы за страна!»
Наконец стало ясно: минуту назад он на сайте уважаемого информационного агентства прочёл, что президент России внёс в Госдуму закон, полностью освобождающий главарей преступных сообществ от уголовного преследования.
Я изо всех сил отбивался: «Зачем же писать, если ты это уже прочёл? Пойми: слова президента в ту же секунду процитировали все информационные агентства. А я - газетчик; завтрашний номер уже ушёл в типографию; пока я напишу да пока напечатают (если напечатают) - это уже будет прошлогодний снег». Но он продолжал кричать: «Ты должен, должен! Ты вообрази, как мы будем выглядеть в глазах всего мира!»
Когда кто-то пытается навязать политическую тему, да ещё кричит «ты должен!» - я в ответ рассказываю анекдот о гинекологе. Он после тяжелого рабочего дня шёл домой через парк; вдруг навстречу из-за кустов вышла не совсем трезвая дама и предложила почти бесплатно показать ему то, на что он уже насмотрелся за время дежурства. Нервы не выдержали, и он её убил.
Собеседник обиделся и бросил трубку. А я зашёл на сайт РБК и прочёл:
Президент России внёс в Госдуму законопроект о введении отдельного уголовного наказания для лидеров организованных преступных группировок (ОПГ), а также для участников их сходок - организаторов, авторитетов и других.
Президент предлагает дополнить ст. 210 УК РФ («Организация преступного сообщества или участие в нём») и наказывать за это лишением свободы на срок от 12 до 20 лет со штрафом до 1 млн руб. или в размере дохода осуждённого за пять лет.
То есть - всё наоборот! Всё очень даже правильно. Позвонил приятелю: «Ты каким местом читал?» Он опять обиделся.
Он обиделся, а я задумался. Мой умный знакомый прочёл очень простой текст - почему же он понял его шиворот-навыворот? А потому, что (как и все мы) он привык к безумным «законодательным инициативам»; к тому, что нам на голову чуть ли не каждый день валится очередной ужасный клишас. Человек полностью утратил веру и надежду, что сверху может литься на нас благодатный дождь, нектар и амброзия, полезное-доброе (пусть и не вечное).
Но ведь я (на сообщение, будто главарей предложено освободить от уголовного преследования) тоже не заорал «не может быть!», а выслушал приятеля равнодушно. Да, странно, неприлично, но по сравнению с ЕГЭ, реформами медицины и пенсии, ростом цен и падением уровня жизни… Будут наказывать главарей ОПГ или нет - что изменится в нашей жизни?
Из-за чего (из-за кого) гибнет больше людей: из-за преступных авторитетов или из-за плохих дорог, плохих лекарств, плохо обученных врачей, плохой еды и жестоких, бессердечных чиновников? Лучше не думать.
В среду, 20 февраля, прозвучит Послание президента. Он скажет о том, как всё хорошо и как всё будет ещё лучше. Вероятно, многие умные люди поймут его с точностью до наоборот.
В интернете есть YouTube, а в YouTube есть видео, а на видео - девочка Таня из русской глубинки. Таня рассказывает о своей жизни и своих мечтах. Ей лет пятнадцать - значит, она родилась в начале 2000-х годов. И кроме сегодняшней, другой власти она не знает. Не рассказывайте ей, как плохо правили Романовы, в чём виноваты Ленин-Сталин, как ошибались Хрущёв-Брежнев, что натворили Горбачёв-Ельцин…
Алексей Меринов.
Было бы правильно начинать рабочий день в Кремле, в Госдуме, в Следственном комитете, в генеральских и губернаторских кабинетах с этих пяти минут, с девочки Тани - с её слов, её глаз, её слёз.
Зрелище непростое. Важным начальникам смотреть будет неприятно. Поэтому хорошо бы телефоны у них отобрать, руки пристегнуть наручниками к подлокотникам кресел, а в глаза вставить спички - чтоб не зажмурились. Вдруг у них совесть проснётся…
- О чём мечтаешь?
Хочу идти продавцом-консультантом, у меня такая мечта с детства. Хочу постараться.
- А мама с папой кем у тебя работают?
Мама у меня никем не работает, а отец работает кочегаром. У них даже не было свадьбы, они живут так в браке.
- Вы живёте вместе одной семьей?
Нет. Мы сейчас живем с матерью, а отец живёт в Городовике. Мы раздельно, потому что отец там работает.
- Если мама нигде не работает, на что же вы живёте?
Зимой пока на детские помаленьку перебиваемся, а летом носим ягоды, сдаём. А зимой так перебиваемся. Запасы, что-то делаем с лета.
- Мама по профессии кто?
Раньше она здесь работала в колхозе дояркой, а теперь вообще работы нет.
- Сколько лет мама не работает?
Давно, когда колхозы сократили.
- Ягоду вы какую собираете?
Клюкву, чернику - и всё.
- Сколько стоит ведро ягод?
Сначала ягода стоит где-то по 60 рублей, а потом цена начинает расти, бывает даже до 110 доходит.
- А на какую сумму вы живёте в месяц?
450 рублей.
- 450 рублей в месяц?!
- Что на эти деньги можно купить?
Ничего. И ещё надо заплатить за свет.
- У тебя счастливое детство?
Нет, конечно.
(Девочка закрывает ладонями лицо и долго плачет. Ни рыданий, ни даже всхлипываний, она плачет совершенно беззвучно. Потом не выдерживает, встаёт, отстёгивает микрофончик и уходит плакать туда, где её никто не увидит. Потом возвращается. Закадровый мужской голос продолжает допрос.)
- Почему ты заплакала? Я какой-то неприятный вопрос тебе задал?
Нет. Очень жалко за маму, потому что нигде не работает, воспитывала нас двоих с Тамаркой, доход маленький…
- Тамарка - это сестра?
Да. Сейчас она устроилась в Питере, работает. По возможности деньги нам высылает, помогает. Как бы вот так и живём.
- Как ты думаешь, ты хорошей женой будешь, когда вырастешь?
Думаю, что да. Потому что я родилась в деревне, я всё умею.
- А что должна уметь хорошая жена?
Она должна работать…
- Как ты Новый год отметила?
Нормально. Хорошо было в кругу любимых мне людей быть. Была тётя с племянниками. Мы отметили хорошо.
- Какой подарок тебе подарили?
Мне подарки не нужны, для меня самое главное, чтобы у близких было всё хорошо.
Таня Михеева.
Слова, которые вы прочли, не передают интонаций, не передают ощущение горького горя. Поэтому надо бы хозяевам страны; возможно, совесть проснётся. Она у них спит мёртвым сном под могильной плитой, и на эту плиту каждый день наваливается неподъёмный груз денег. У некоторых 4,5 миллиона рублей в день. У Тани с мамой на двоих 450 рублей в месяц, а у некоторых госслужащих миллионы в день.
Глубинный народ - это кто? Девочка из глубинки или жлобы, накрытые цунами грязных денег? У неё душа живая, а у них мёртвые души. Все их речи - речи мертвецов. И мертвецы эти питаются живыми. Им кажется, будто у них в тарелке стейк с икрой, а на самом деле они жрут людей.
Вот увидят они беззвучно плачущую девочку Таню - чего захотят? Помочь ей? Помочь всем таким, их братьям, сёстрам, матерям, отцам? Нет. Они захотят отключить интернет. Уже хотят. Уже начали.
Законодатели-депутаты говорят, что делают это, чтобы Запад (владыка интернета) не смог вдруг сломать все кассовые аппараты в наших супермаркетах. Нам очень понятна эта забота о кассовых аппаратах.
Но скорее всего интернет хотят отключить, чтобы такие видео стали недоступны.
…Исполнится мечта Тани. Она приедет в Питер, устроится продавцом (где уж она будет жить? какая будет зарплата?). Хозяин предложит водки, и она не посмеет отказаться. Потом он предложит раздеться, и она не посмеет отказаться. Потом стандарт: пьянки, кожно-венерический диспансер, аборты, и ей очень повезёт, если её возьмут в приличный бордель, где гигиена, контрацептивы и гель, где рабочий день/ночь часто обходятся без побоев. Детства у неё не было и уже не будет.
Девочка (сама того не зная) - прокурор. Она приговорила нынешнюю власть (и всех, кто за неё голосует) к вечному позору.
У тех, кто устроил ей такую жизнь, - нет оправданий. Уж они-то знают точно, что в горькой жизни глубинной Тани не виноваты Романовы, Ленин-Сталин, Горбачёв-Ельцин… Знают, что бы они ни говорили. И это не первый случай в истории, когда у власти нет оправданий.
Что известно президенту о происходящем в стране? Какую информацию он получает и от кого? Как выглядит реальная жизнь в докладах спецслужб - не знаем, но совершенно точно знаем, что она искажается. Иначе быть не может. Ибо докладчиков в первую очередь интересуют свои интересы, своя карьера; они хотят нравиться начальнику.
Василий Жуковский, поэт.
Вряд ли страна узнала бы себя в этих докладах. Так человек не узнаёт себя, когда ему случайно становятся известны сплетни, которые распространяются у него за спиной. Ведь у сплетников свои интересы; их мало интересует реальность.
Поэт Жуковский однажды написал всесильному Бенкендорфу невероятное письмо. Пушкин только что был убит, и эта трагедия развязала язык Жуковскому, он потерял свойственные ему умеренность и аккуратность.
Бенкендорф в тот момент был шефом Корпуса жандармов и самым доверенным лицом императора Николая I. По степени опасности и влияния - примерно, как Берия в период максимального могущества - при Сталине. А с нашим временем - вообще не сравнить.
Ни адвокатов, ни обжалований, ни суда (в теперешнем понимании) - ничего такого не было. Мысль о том, что можно пожаловаться на Россию в Европейский суд по правам человека, никому в голову не могла прийти.
В российской печати не было ни единого слова критики, ибо была предварительная цензура. Специальные царские чиновники читали абсолютно всё, предназначенное к публикации, и вымарывали всякую ерунду, потому что на серьёзную критику никто не отваживался. Это было бы самоубийством.
Даже в частной переписке умные люди предпочитали писать «Правительство», а не «царь» либо «император». Но все понимали, что слово «Правительство» означает не министров, а именно царя и его власть.
И вот Жуковский, назначенный императором опечатать бумаги Пушкина, составить реестр и пр., пишет Бенкендорфу не отчёт о проделанной работе и даже не жалобу на жандармов. Поэт прямо в лоб говорит всесильному и жестокому временщику: «Вы ничего не знаете и не можете знать о людях, об их мыслях и действиях. Вы судите о человеке по доносам негодяев. Вы годами преследуете человека только потому, что когда-то давно он вам чем-то не угодил».
Александр Бенкендорф, министр.
(Полностью письмо можно легко найти в библиотеке либо в интернете.)
Жуковский - Бенкендорфу
февраль 1837. Санкт-Петербург
Не имею нужды уверять ваше сиятельство в том уважении, которое (несмотря на многое мне лично горестное) я имею к вашему благородному характеру. В этом вы сами должны быть уверены. Новым доказательством моего к вам чувства пускай послужит та искренность, с которою говорить с вами намерен. Такому человеку, как вы, она ни оскорбительна, ни даже неприятна быть не может.
Пушкин в последние годы свои был совершенно не тот, каким видели его впервые. Но таково ли было о нём ваше мнение? Я перечитал все письма, им от вашего сиятельства полученные: во всех них, должен сказать, выражается благое намерение. Но сердце моё сжималось при этом чтении.
Во все эти двенадцать лет, прошедшие с той минуты (с освобождения из ссылки. -А.М. ), его положение не переменилось; он всё был под строгим, мучительным надзором. Все формы этого надзора были благородные: ибо от вас оно не могло быть иначе. Но надзор всё надзор. Годы проходили; Пушкин созревал; ум его остепенялся. А прежнее против него предубеждение, не замечая внутренней нравственной перемены его, было то же. Он написал «Годунова», «Полтаву», свои оды «К клеветникам России», «На взятие Варшавы», то есть всё своё лучшее, а в суждении о нём все указывали на его оду «К свободе», «Кинжал», написанный в 1820 году; и в 36-летнем Пушкине видели 22-летнего. К несчастию, оно и не могло быть иначе.
Вы на своём месте не могли следовать за тем, что делалось внутри души его. Но подумайте сами, каково было бы вам, когда бы вы в зрелых летах были обременены такою сетью, видели каждый шаг ваш истолкованным предубеждением, не имели возможности произвольно переменить место без навлечения на себя подозрения или укора. В ваших письмах нахожу выговоры за то, что Пушкин поехал в Москву, что Пушкин поехал в Арзрум. Но какое же это преступление?
Пушкин хотел поехать в деревню, чтобы заняться на покое литературой, ему было в том отказано под тем видом, что он служил, а действительно потому, что не верили. Но в чём же была его служба? В том единственно, что он был причислен к иностранной коллегии. Какое могло быть ему дело до иностранной коллегии? Его служба была его перо, его «Петр Великий», его поэмы, его произведения, коими бы ознаменовалось нынешнее славное время? Для такой службы нужно свободное уединение. Какое спокойствие мог он иметь с своею пылкою, огорчённою душой, с своими стесненными домашними обстоятельствами, посреди того света, где тысячи презрительных сплетней, из сети которых не имел он возможности вырваться, погубили его.
Государь император назвал себя его цензором. Милость великая. Но, скажу откровенно, эта милость поставила Пушкина в самое затруднительное положение. Легко ли было ему беспокоить государя всякою мелочью, написанною им для помещения в каком-нибудь журнале? На многое, замеченное государем, не имел он возможности делать объяснений; до того ли государю, чтобы их выслушивать? А если какие-нибудь мелкие стихи его являлись напечатанными в альманахе (разумеется, с ведома цензуры), это ставилось ему в вину, в этом виделись непослушание и буйство, ваше сиятельство делали ему словесные или письменные выговоры, а вина его состояла в том, что он с такою мелочью не счёл нужным идти к государю, и отдавал ее на суд общей для всех цензуры (которая, конечно, к нему не была благосклоннее, нежели к другим).
И какое дело правительству до эпиграммы на лица? Даже для того, кто оскорблён такою эпиграммою, всего благоразумнее не узнавать себя в ней. Острота ума не есть государственное преступление.
Наконец, в одном из писем вашего сиятельства нахожу выговор за то, что Пушкин в некоторых обществах читал свою трагедию прежде, нежели она была одобрена. Да что же это за преступление? Кто из писателей не сообщает своим друзьям своих произведений для того, чтобы слышать их критику? Неужели же он должен до тех пор, пока его произведение ещё не позволено официально, сам считать его непозволенным? Чтение ближним есть одно из величайших наслаждений для писателя. Оно есть дело семейное, то же, что разговор, что переписка. Запрещать его есть то же, что запрещать мыслить.
Каково же было положение Пушкина под гнётом подобных запрещений? Не должен ли был он необходимо, с тою пылкостию, которая дана была ему от природы и без которой он не мог бы быть поэтом, наконец прийти в отчаяние, видя, что ни годы, ни самый изменившийся дух его произведений ничего не изменили в том предубеждении, которое раз навсегда на него упало и, так сказать, уничтожило всё его будущее?
Какие произведения его знаете вы, кроме тех, на кои указывала вам полиция и некоторые из литературных врагов, клеветавших на него тайно? Ведь вы не имеете времени заниматься русскою литературою и должны в этом случае полагаться на мнение других?
Он просто русский национальный поэт, выразивший в лучших стихах своих наилучшим образом всё, что дорого русскому сердцу. Что же касается до политических мнений, которые имел он в последнее время, то смею спросить ваше сиятельство, благоволили ли вы взять на себя труд когда-нибудь с ним говорить о предметах политических?
Вы на своём месте осуждены думать, что с вами не может быть никакой искренности, вы осуждены видеть притворство в том мнении, которое излагает вам человек, против которого поднято ваше предубеждение (как бы он ни был прямодушен), и вам нечего другого делать, как принимать за истину то, что будут говорить вам о нём другие. Одним словом, вместо оригинала вы принуждены довольствоваться переводами (всегда неверными) злонамеренных переводчиков. Я наперед знаю, что и мне вы не поверите.
Главные, коренные политические убеждения Пушкина были известны мне и всем его ближним из наших частых, непринужденных разговоров. Вам же они быть известными не могли, ибо вы с ним никогда об этих материях не говорили; да вы бы ему и не поверили, ибо, опять скажу, ваше положение таково, что вам нельзя верить никому из тех, кому бы ваша вера была вниманием. Вы принуждены насчёт других верить именно тем, кои недостойны вашей веры, то есть доносчикам, которые нашу честь и наше спокойствие продают за деньги.
Пушкин мужал зрелым умом и поэтическим дарованием, несмотря на раздражительную тягость своего положения, которому не мог конца предвидеть, ибо он мог постичь, что не изменившееся в течение десяти лет останется таким и на целую жизнь, и что ему никогда не освободиться от того надзора, которому он, уже отец семейства, в свои лета подвержен был как двадцатилетний. Ваше сиятельство не могли заметить этого угнетающего чувства, которое грызло и портило жизнь его. Вы делали изредка свои выговоры, с благим намерением, и забывали об них, переходя к другим важнейшим вашим занятиям, которые не могли дать вам никакой свободы, чтобы заняться Пушкиным. А эти выговоры, для вас столь мелкие, определяли целую жизнь его: ему нельзя было тронуться с места свободно, он лишён был наслаждения видеть Европу, ему нельзя было произвольно ездить и по России, ему нельзя было своим друзьям и своему избранному обществу читать свои сочинения, в каждых стихах его, напечатанных не им, а издателем альманаха с дозволения цензуры, было видно возмущение.
Полиция перешла за границы своей бдительности. Из толков, не имевших между собой никакой связи, она сделала заговор с политическою целию и в заговорщики произвела друзей Пушкина, которые окружали его страдальческую постель и должны бы были иметь особенную натуру, чтобы, в то время как их душа была наполнена глубокою скорбию, иметь возможность думать о волновании умов в народе через каких-то агентов, с какою-то целию, которой никаким рассудком постигнуто быть не может. Раз допустивши нелепую идею, что заговор существует и что заговорщики суть друзья Пушкина, следствия этой идеи сами собою должны были из неё излиться. Мы день и ночь проводили перед дверями умирающего Пушкина; более десяти тысяч человек прошло в эти два дни мимо гроба Пушкина, и не было слышно ни малейшего шума, не произошло ни малейшего беспорядка. И нам, друзьям Пушкина, до самого того часа, в который мы перенесли гроб его в Конюшенную церковь, не приходило и в голову ничего иного, кроме нашей скорби о нём.
Но, начавши с ложной идеи, необходимо дойдёшь и до заключений ложных; они произведут и ложные меры. Так здесь и случилось. Под влиянием непостижимого предубеждения всё самое простое и обыкновенное представилось в каком-то таинственном, враждебном свете. Граф Строганов, которого нельзя обвинить ни в легкомыслии, ни в демагогии, как родственник взял на себя учреждение и издержки похорон Пушкина. Он приглашал архиерея, и как скоро тот отказался от совершения обряда, пригласил трёх архимандритов. Он назначил для отпевания Исаакиевский собор, и причина назначения была самая простая: ему сказали, что дом Пушкина принадлежал к приходу Исаакиевского собора; следовательно, иной церкви назначать было не можно; о Конюшенной же церкви было нельзя и подумать, она придворная. На отпевание в ней надлежало получить особенное позволение.
Что же надлежало бы сделать полиции, если бы и действительно она могла предвидеть что-нибудь подобное? Взять с большею бдительностью те же предосторожности, какие наблюдаются при всяком обыкновенном погребении, а не признаваться перед целым обществом, что правительство боится заговора, не оскорблять своими нелепыми обвинениями людей, не заслуживающих и подозрения, одним словом, не производить самой того волнения, которое она предупредить хотела неуместными своими мерами.
Вместо того назначенную для отпевания церковь переменили, тело перенесли в неё ночью, с какой-то тайною, всех поразившею, без факелов, почти без проводников; и в минуту выноса, на который собралось не более десяти ближайших друзей Пушкина, жандармы наполнили ту горницу, где молились о умершем. Нас оцепили, и мы, так сказать, под стражею проводили тело до церкви. Какое намерение могли в нас предполагать? Чего могли от нас бояться? Этого я изъяснить не берусь.
И Жуковский, и Бенкендорф понимали: всё сказанное прямо относится к императору, ибо он ещё сильнее оторван от реальности и получает представление о людях из доносов, составленных на основе доносов.
А доносчики знали, что начальству не угодишь честными и добрыми отзывами о людях. Если донесёшь, что Пушкин - патриот, что он антиправительственных мыслей не имеет, - скажут: «Ты что - дурак? Пшёл вон!» И платить за честные и добрые доносы никто не будет. Только за подлые.
За 30 лет царствования Николай I не услышал и не прочёл ни одного слова критики. Поражение в Крымской войне стало для Николая страшной неожиданностью, и он умер.