Поход игоря на византию 941. Хронология событий

Причины войны князя Игоря с Византией

Причины царьградского похода 941 г. остались загадкой для древнерусского летописания, которое ограничилось простой регистрацией факта: «Иде Игорь на грекы». Это и естественно, поскольку княжение Олега II осталось вне поля зрения составителей «Повести временных лет». Историография также не сказала ничего существенного по этому поводу. Обыкновенно поход 941 г. просто ставился в ряд с другими набегами русов на Византию и рассматривался как продолжение русской экспансии на Черном море, берущей начало в первой трети IX в. При этом упускали из виду, что договор 911 г. полностью удовлетворял политическим амбициям и торговым интересам русов, в связи с чем добиваться его пересмотра с их стороны было бессмысленно. И действительно, последующие русско-византийские договоры не обнаруживают никакого «прогресса» в области государственно-торговых условий для «руси», воспроизводя, за небольшими исключениями, текст соглашения 911 г.

Высказывалось мнение, что тридцать лет (с 911 по 941 г.) — это тот временной промежуток, на который распространялось действие «вечного мира» в соответствии с традициями византийской дипломатии, после чего русам приходилось вооруженной рукой добиваться возобновления торгового договора (Петрухин В.Я. Славяне, варяги и хазары на юге России. К проблеме формирования древнерусского государства // Древнейшие государства Восточной Европы. М., 1995. С. 73 ). Но догадка эта не подкрепляется фактами. Простой взгляд на хронологию походов русов на Византию (860, 904, 911, 941, 944, 970-971, 988/989, 1043 гг.) сразу же обнаруживает, что тридцатилетний интервал так же случаен, как любой другой. К тому же в договоре 911 г. не содержится и намека на определенный срок его действия, а договор 944 г. был заключен «на вся лета, дондеже сияет солнце и весь мир стоит».

Поход 941 г. так и будет выглядеть беспричинной агрессией до тех пор, пока Русская земля князя Игоря не перестанет отождествляться с державой «светлых князей», а Олегу II не будет отведено место в русской истории. События 941 г. напрямую связаны с поражением Олега в Крыму в 939 г. и его последующим изгнанием из Киева . Киевский княжеский род использовал удобный момент, чтобы покончить с формальной зависимостью Русской земли от «светлого князя». Для этого Игорю необходимо было получить международное признание его статуса суверенного правителя — великого русского князя, «архонта Росии». Лучшим патентом на этот титул в то время был договор с Византией, но та, видимо, медлила с его выдачей или выдвигала какие-то условия, неприемлемые для Киева. Вот почему Игорь собрался потревожить границы империи. Точно так же Оттону I во второй половине 60-х-начале 70-х гг. Х в. пришлось силой вырывать у Византии признание его императорского титула.

Численность русского флота

Большинство источников сильно преувеличивает численность русского флота, отправившегося в набег на Константинополь. Наши летописи, опирающиеся на сведения Продолжателя Феофана и Георгия Амартола, называют немыслимую цифру — 10 000 ладей. Германский посол Лиутпранд, посетивший Константинополь спустя несколько лет после разгрома русской флотилии, узнал из бесед с очевидцами, что у русов была «тысяча и даже более того кораблей». Еще более скромно оценивает силы русов византийский писатель Лев Грамматик, который пишет о нашествии 10-тысячного русского войска. Из «Повести временных лет» известно, что русская ладья вмещала в себя около сорока человек. Строительство больших военных судов, вмещавших до четырех десятков воинов, отличает именно славянские морские традиции. Так, характеризуя вооруженные силы Хорватии, Константин Багрянородный пишет, что помимо весьма многочисленного пешего войска хорватский правитель может выставить 80 саген (больших ладей) и 100 кондур (лодок). В каждом сагене, по сведениям императора, помещалось около 40 человек, в больших кондурах до 20, в малых — до 10 («Об управлении империей»).

Так 10-тысячная русская флотилия сокращается до 250 лодок. Но и здесь надо учитывать, что значительную часть флотилии русов составили союзные морские дружины князей Таврической Руси . Игорь отнюдь не пылал желанием ввязываться в настоящую войну с Византией. Набег, предпринятый небольшими силами, должен был носить демонстративный характер. В намерения киевского князя не входило причинить империи серьезный военный и материальный ущерб, который мог бы помешать немедленному возобновлению дружественных отношений сразу же после завершения похода.

Поражение у стен Царьграда

Поход начался весной 941 г.

Примерно в середине мая из Киева отплыл Игорь на своих ладьях. Держась береговой линии, он недели три спустя достиг болгарского побережья, где к нему присоединилась флотилия таврических русов, прибывшая сюда из восточного Крыма. Достоверность такого маршрута русского войска находит подтверждение в греческом Житии Василия Нового. Донесение херсонского стратига, говорится там, «заявлявшее об их [русов] нашествии и о том, что они уже приблизились к этим [херсонским] областям», достигло Константинополя через несколько дней после того, как весть об этом «распространилась… во дворце и между жителями города». Следовательно, градоначальник Херсона запоздал с оповещением об опасности и первым тревогу в Константинополе поднял кто-то другой.
В «Повести временных лет» сказано, что весть о нашествии руси Роману I сначала принесли болгары (Византия находилась тогда в дружественных отношениях с Болгарией; болгарский царь Петр был зятем Романа I (по его внучке) и получил от него титул «василевса болгар»), а потом корсунцы (херсонесцы). Эти показания в особенности интересны потому, что древнерусский летописец приписывает набег на Царьград одному Игорю. Но тогда при чем здесь херсонский стратиг? Ведь Херсон не лежал на пути из устья Днепра в Константинополь, и Игорю совершенно незачем было «приближаться к этим областям». Мнимое противоречие, однако, легко устраняется, если учесть, что в походе 941 г. у русов был не один, а два отправных пункта: Киев и восточный Крым. Очередность оповещения о вторжении русов свидетельствует, что херсонский стратиг всполошился только тогда, когда увидел проплывавшие мимо его города корабли таврических русов, следовавшие на соединение с киевской флотилией, которая, выйдя из Днепра в Черное море, сразу взяла курс к берегам Болгарии. Только при таком развитии событий болгары могли оказаться более расторопными вестниками беды, чем глава византийского форпоста в Северном Причерноморье.

11 июня русы расположились лагерем неподалеку от Константинополя, на виду у жителей города. Рассказывая о начале кампании, греческие источники умалчивают об обычных насилиях русов над мирным населением. Ничего не говорится также о награбленном добре, тогда как относительно предыдущих набегов русов на Царьград имеются согласные сообщения разных источников о повальном грабеже и «огромной добыче». По-видимому, Игорь удерживал своих воинов от грабежей и убийств, чтобы чрезмерной жестокостью не закрыть для себя пути к скорому, как он надеялся, примирению с Романом.

Так в бездействии прошло несколько дней. Русы оставались в своем лагере, ничего не предпринимая. Они как будто предлагали грекам первыми напасть на них. Впрочем, противопоставить им со стороны моря грекам было нечего, так как Роман I отправил греческий флот оборонять острова Средиземноморья от нападений арабов. Разумеется, Игорь был хорошо осведомлен об этом, и его медлительность, скорее всего, объясняется тем, что он ожидал ответа греков на уже переданные им предложения «обновить ветхий мир».

Однако в Константинополе не спешили вступить в переговоры с новоявленным «архонтом Росии». По словам Лиутпранда, император Роман провел немало бессонных ночей, «терзаясь раздумьями». Незадолго перед тем он был не прочь разыграть «русскую карту» в игре с Хазарией . С тех пор его взгляды на целесообразность использования военных ресурсов Русской земли для защиты интересов империи в Северном Причерноморье вряд ли изменились (ряд статей из договора 944 г. подтверждают это). Но соображения престижа, надо полагать, удерживали Романа от того, чтобы уступить открытому давлению. Божественный василевс ромеев не мог позволить разговаривать с собой языком диктата. Он лихорадочно изыскивал средства, которые позволили бы снять осаду города. Наконец, ему сообщили, что в константинопольском порту найдено полтора десятка хеландий (крупных военных судов, вмещавших около 100 гребцов и несколько десятков воинов), списанных на берег из-за их ветхости. Император тотчас приказал корабельным плотникам как можно быстрее подновить эти посудины и привести их в порядок; кроме того, он распорядился поставить огнеметные машины («сифоны») не только на носу кораблей, как это делалось обычно, но также на корме и даже — по бортам. Командовать новоиспеченным флотом было поручено патрикию Феофану (патрикий — придворный титул высшего ранга, введенный в IV в. Константином I Великим и просуществовавший до начала XII в.).

Сифон

Полусгнившая эскадра и после починки выглядела не очень внушительно. Феофан решился вывести ее в море не раньше, чем «укрепил себя постом и слезами».

Завидев греческие корабли, русы подняли паруса и устремились навстречу. Феофан поджидал их в бухте Золотого Рога. Когда русы приблизились к Фаросскому маяку, он отдал приказ атаковать врага.

Должно быть, жалкий вид греческой эскадры немало повеселил Игоря. Казалось, победа над ней — дело какого-нибудь получаса. Исполнившись презрением к грекам, он двинул против Феофана одну киевскую дружину. Уничтожение греческой флотилии не входило в его намерения. Лиутпранд пишет, что Игорь «повелел своему войску не убивать их [греков], а взять живыми». Этот весьма странный с военной точки зрения приказ мог быть обусловлен только политическими соображениями. Вероятно, Игорь собирался по завершении победоносного сражения возвратить Византии ее пленных солдат в обмен на заключение союзного договора.

Русы Игоря смело пошли на сближение с греческими судами, намереваясь взять их на абордаж. Русские ладьи облепили корабль Феофана, шедший впереди боевого строя греков. В этот момент ветер внезапно стих, на море установился полный штиль. Теперь греки могли без помех использовать свои огнеметы. Мгновенная перемена погоды была воспринята ими как помощь свыше. Греческие моряки и солдаты воспрянули духом. И вот с окруженного русскими ладьями корабля Феофана во все стороны полились огненные струи* . Горючая жидкость разлилась по воде. Море вокруг русских судов как будто внезапно вспыхнуло; несколько ладей разом запылали.

* Основу «жидкого огня» составляла природная чистая нефть. Однако его секрет «состоял не столько в соотношении входящих в смесь ингредиентов, сколько в технологии и методах ее использования, а именно: в точном определении степени подогрева герметически закрытого котла и в степени давления на поверхность смеси воздуха, нагнетаемого с помощью мехов. В нужный момент кран, запирающий выход из котла в сифон, открывался, к выходному отверстию подносилась лампадка с открытым огнем, и с силой выбрасываемая горючая жидкость, воспламенившись, извергалась на суда или осадные машины врага» (Константин Багрянородный. Об управлении империей (текст, перевод, комментарий) / Под ред. Г.Г. Литаврина и А.П. Новосельцева. М., 1989, примеч. 33, с. 342 ).

Действие "греческого огня". Миниатюра из «Хроники» Иоанна Скилицы. XII-XIII вв.

Действие ужасного оружия потрясло Игоревых воинов до глубины души. В один миг все их мужество исчезло, русами овладел панический страх. «Увидев такое, — пишет Лиутпранд, — русы тут же стали бросаться с кораблей в море, предпочитая утонуть в волнах, нежели сгореть в пламени. Иные, обремененные панцирями и шлемами, шли на дно, и их больше не видели, некоторые же державшиеся на плаву сгорали даже посреди морских волн». Подоспевшие греческие корабли «довершили разгром, много кораблей потопили вместе с командой, многих убили, а еще больше взяли живыми» (Продолжатель Феофана). Игорь, как свидетельствует Лев Диакон, спасся «едва ли с десятком ладей» (вряд ли следует понимать эти слова буквально), которые успели пристать к берегу.

Быстрая гибель Игорева войска деморализовала остальных русов. Черноморские князья не осмелились прийти ему на помощь и отвели свои ладьи к побережью Малой Азии, на мелководье. Тяжелые греческие хеландии, имевшие глубокую посадку, не смогли преследовать их.

Разделение войска русов

Вопреки торжествующему тону византийских хроник, победа греков в проливе была скорее эффектной, нежели решающей. Разгрому — быстрому, но едва ли окончательному — подверглась лишь одна, киевская, часть русского флота, другая, таврическая, уцелела и не перестала быть для греков серьезной угрозой. Недаром Житие Василия Нового заканчивает описание первого этапа русского похода простым замечанием, что русов не пустили к Константинополю. Однако ликование константинопольцев было неподдельным. Всеобщий праздник был оживлен возбуждающим зрелищем: по приказу Романа все пленные русы были обезглавлены — возможно, как нарушители клятвенных обещаний 911 г.

Обе части разделенного русского войска потеряли всякую связь друг с другом. Видимо, этим объясняется странное противоречие, которое обнаруживается при сопоставлении освещения событий 941 г. в древнерусских и византийских источниках. Согласно последним, война с русами распадается на два этапа: первый закончился июньским поражением русского флота под Константинополем; второй продолжался в Малой Азии еще три месяца и завершился в сентябре окончательным разгромом русов. Древнерусские источники, повествующие о походе Игоря на греков, восходят к византийским (главным образом к Хронике Георгия Амартола и Житию Василия Нового). Но в данном случае это не простая компиляция, столь обычная для древнерусского летописания. Оказывается, «составители первых русских хронографов, пользовавшиеся Хроникой Амартола и Житием Василия Нового, не просто переписали из них сведения о первом походе Игоря, но сочли нужным дополнить эти сведения из какого-то русского источника (что частично уже имело место при переводе Жития Василия Нового на русский язык) и произвести такие перестановки в тексте Хроники и Жития, которые изменили их до неузнаваемости» (Половой Н.Я. К вопросу о первом походе Игоря против Византии (Сравнительный анализ русских и византийских источников) // Византийский временник. Т. XVIII. М., 1961. С. 86 ). Суть этих изменений и перестановок сводится к тому, что византийские известия о втором этапе кампании 941 г. (в Малой Азии) либо совсем отброшены, либо объяснены по-своему. В «Повести временных лет» второй этап войны затушеван путем присоединения малоазийских провинций Византии к перечню тех областей, которые подверглись опустошению с самого начала похода: Игорь «почаша воевати Вифиньскиа страны, и воеваху по Понту до Ираклиа и до Фафлогоньски земли [Пафлагонии], и всю страну Никомидийскую попленивше, и Суд весь пожгоша». «Еллинский летописец» заставляет Игоря совершить два похода — сначала под Константинополь, затем в Малую Азию. Таким образом, русские летописи заканчивают описание первого похода Игоря единственным морским сражением у Константинополя и возвращением князя в Киев. Очевидно, летописцы, исправляя сведения греческих памятников о походе 941 г., опирались на рассказы одних лишь киевских его участников, сохранившиеся в устных преданиях.

Итак, Игорь с остатками своего войска, едва опомнившись после разгрома, немедленно начал отступление. От миролюбивого настроения русов не осталось и следа. Свою ярость от понесенного поражения они выместили на византийском селении под названием Стенон* , которое было разграблено и сожжено дотла. Впрочем, причинить грекам крупные разрушения войску Игоря было не под силу ввиду его малочисленности. Известия о русских разбоях на европейском берегу Понта в византийских хрониках исчерпываются сообщением о сожжении Стенона.

* В византийских источниках Стеноном называют: 1) деревню на европейском берегу Босфора; 2) весь европейский берег Босфора (Половой Н.Я. К вопросу о первом походе Игоря против Византии. С. 94 ). В данном случае имеется в виду первое значение. Нападение на Стенон не могло быть совершено таврическими русами, отплывшими, согласно Продолжателю Феофана, «к Сгоре», местности на малоазийском побережье Босфора — еще одно свидетельство разделения русского флота.

В июле Игорь с остатками дружины прибыл к «Боспору Киммерийскому», то есть в «русскую» Таврику, где и остановился в ожидании вестей о своих черноморских соратниках.

Война у побережья Малой Азии

Тем временем остальной русский флот сновал вдоль побережья Вифинии, запертый на мелководье эскадрой Феофана. В помощь византийскому флотоводцу в Константинополе спешно снаряжалось сухопутное войско. Но до его прихода жители малоазийского побережья, среди которых было немало потомков славян, образовавших здесь в VIII - IX вв. многочисленную Вифинскую колонию* , оказались во власти русов. По свидетельству «Повести временных лет», крайними восточными областями, подвергшимися набегам русов, были Никомидия и Пафлагония. Один византийский документ, датируемый приблизительно 945 г., подтверждает летописные сведения. В письме опального митрополита Никеи Александра к новому митрополиту этого города Игнатию бывший владыка напоминает о своей «помощи твоим [Игнатия] никомидийцам во имя человеколюбия во время нашествия…» (Литаврин Г.Г. Византия, Болгария, Древняя Русь (IX - начало XIII в.). СПб., 2000. С. 75 ).

* В середине VII в. многие славянские племена, вторгнувшиеся на Балканы, признали верховенство византийского императора. Многочисленная славянская колония была размещена имперскими властями в Вифинии в качестве военнообязанных.

А помощь жителям здешних городов и селений летом 941 г. была совершенно необходима, ибо русы наконец дали себе полную волю. Их жестокость, подогреваемая жаждой мести за сожженных и казненных товарищей, не знала границ. Продолжатель Феофана с ужасом пишет об их злодеяниях: русы предали огню все побережье, «а пленных одних распинали на кресте, других вколачивали в землю, третьих ставили мишенями и расстреливали из луков. Пленным же из священнического сословия они связали за спиной руки и вгоняли им в голову железные гвозди. Немало они сожгли и святых храмов».

Кровь мирных жителей лилась рекой до тех пор, пока в обезлюдевшую Вифинию не подоспел патрикий Варда Фока «с всадниками и отборными воинами». Положение сразу изменилось не в пользу русов, которые стали терпеть поражение за поражением. По словам Продолжателя Феофана, «росы отправили было в Вифинию изрядный отряд, чтобы запастись провиантом и всем необходимым, но Варда Фока этот отряд настиг, разбил наголову, обратил в бегство и убил его воинов». В то же время доместик схол* Иоанн Куркуас «пришел туда во главе всего восточного войска» и, «появляясь то там, то здесь, немало убил оторвавшихся от своих врагов, и отступили росы в страхе перед его натиском, не осмеливаясь больше покидать свои суда и совершать вылазки».

* Доместик схол — титул наместника восточных (малоазийских) провинций Византии.

Так прошло еще около месяца. Русы никак не могли найти выхода из морской ловушки. Между тем сентябрь был на исходе, «у росов кончалось продовольствие, они боялись наступающего войска доместика схол Куркуаса, его разума и смекалки, не меньше опасались и морских сражений и искусных маневров патрикия Феофана и потому решили вернуться домой». В одну темную сентябрьскую ночь флот русов попытался незаметно проскользнуть мимо греческой эскадры к европейскому берегу Босфора. Но Феофан был начеку. Завязалось второе морское сражение. Впрочем, если быть точным, никакого сражения в собственном смысле слова не было: греческие хеландии просто гонялись за убегавшими русскими ладьями, поливая их жидким огнем, — «и множество кораблей пустил на дно, и многих росов убил упомянутый муж [Феофан]». Житие Василия Нового утверждает: «спасшиеся из рук нашего флота перемерли по дороге от страшного расслабления желудка». Хотя византийские источники повествуют о почти поголовном истреблении русов, какой-то части русского флота, по-видимому, все же удалось прижаться к фракийскому берегу и скрыться в темноте.

Разгром русской флотилии. Миниатюра из «Хроники» Иоанна Скилицы. XII-XIII вв.

«Олядний» (олядия (др.-рус.) — ладья, корабль) огонь, действие которого русы в 941 г. испытали на себе впервые, надолго сделался на Руси притчей во языцех. В Житии Василия говорится, что русские воины вернулись на родину, «чтобы рассказать, что с ними было и что они потерпели по мановению Божию». Живые голоса этих опаленных огнем людей донесла до нас «Повесть временных лет»: «Те же, кто вернулся в землю свою, поведали о случившемся; и об оляднем огне говорили, что это молнию небесную греки имут у себя; и, пуская ее, жгли нас, и сего ради не одолели их». Рассказы эти неизгладимо врезались в память русов. Лев Диакон сообщает, что даже тридцать лет спустя воины Святослава все еще не могли без дрожи вспоминать о жидком огне, так как «от своих старейшин слышали», что этим огнем греки превратили в пепел флот Игоря.

В 941 г., согласно греческим источникам - “Житию Василия Нового”, хронике продолжателя Георгия Амартола, сообщению кремонского епископа Лиутпранда, а также русским летописям 1 , последовавшим за греческими сообщениями 2 , новая русско-византийская распря надолго нарушила ход мирных отношений между двумя странами. Новый мир был заключен лишь в 944 г.

В “Житии Василия Нового” говорится, что болгары и стратиг Херсонеса сообщили в Константинополь о движении русской рати, Руссы вошли в пределы империи, повоевали ее земли вплоть до Пафлагонии (Малая Азия), жестоко разоряя все на своем пути. Подошедшее с востока 40-тысячное войско доместика Памфира, армии патрикия Фоки из Македонии и стратига Феодора из Фракии потеснили руссов, и те, погрузившись в ладьи, “отбегоша”. Затем последовало морское сражение, в котором греки пожгли русские суда “греческим огнем”. Часть руссов сгорела, часть утонула в море, оставшиеся в живых двинулись обратно, но по дороге многие из них заболели “от страшного расслабления желудка” и умерли. Добравшиеся до Руси поведали сородичам о тяжких испытаниях, выпавших на их долю 3 .

Продолжатель Георгия Амартола повествует, что руссы в середине июня прибыли к греческим берегам на 10 тыс. судов и что в составе русского флота были и “скеди, глаголем, от рода варяжска”, т. е. суда варяжского происхождения. Руссы вошли в Босфор и здесь, на ближних подступах к византийской столице, у местечка Иерон, были встречены греческими кораблями, применившими “огнь”. Флот Игоря потерпел поражение, после чего оставшиеся русские корабли отошли в сторону Малой Азии. Лишь в сентябре греческим полководцам удалось вытеснить руссов из Малой Азии, и они были разбиты во втором морском сражении, когда пытались уйти от преследовавших их греков 4 .

Лиутпранд весьма краток в своем сообщении, но и он отмечает тяжкое положение Византии и огромные усилия, которые пришлось предпринять империи по отражению русского нападения. Византийский флот в это время ушел на борьбу с арабами, и грекам пришлось практически формировать флот заново, возродив к жизни уже заброшенные суда. Все решила морская битва, где греки применили огонь 5 .

“Повесть временных лет” также сообщает, что в 941 г. на 10 тыс. судов “иде Игорь на Греки”. Болгары подали весть в Константинополь о движении русской рати. Пока Византия собирала силы, руссы повоевали “Вифиньские страны”, опустошили и пленили земли по “Понту” вплоть до Пафлагонии, учинили разгром пригородов Константинополя, расположенных на берегах Босфора, жестоко расправились с полоненным населением. В ожесточенных боях на суше и на море руссы были разбиты подошедшими из провинции войсками и “възъвратишася въ свояси” 6 .

Русская летопись, смягчая рассказ о поражении Игорева войска, передает его весьма близко к тексту жития. Однако и “Повесть временных лет”, и “Новгородская первая летопись” не сообщили о факте разгрома русских у Иерона сразу же по прибытии их к Константинополю, обошли молчанием историю последующей длительной и упорной борьбы части русской рати против греков в Малой Азии вплоть до сентября и представили всю кампанию таким образом, что поражение Игорева флота от “греческого огня” якобы явилось завершением похода.

Н. Я. Половой и особенно Я. Н. Щапов убедительно показали смысл упорного отстаивания русскими летописцами иной, отличной от данных греческих хроник версии похода. Они включили в летописи официальную, княжескую концепцию похода (Я. Н. Щапов), которая была, вероятно, создана еще в X в. и в рамки которой не укладывался факт бегства Игоря на родину с частью войск, в то время как значительная часть русских сил продолжала воевать в Малой Азии 7 .

Последующее изложение событий - рассказ о втором походе Игоря против Византии - и текст русско-византийского договора 944 г. сохранились лишь в составе “Повести временных лет” 8 , хотя отзвуки двух походов Игоря на греков, как мы об этом писали выше, имеются и в “Новгородской первой летописи”. Договор 944 г., не вызвав в историографии столь бурных и бескомпромиссных споров, как прежние дипломатические соглашения Руси с Византией, тем не менее породил в исторической науке немало спорных проблем, гипотез, домыслов.

В отечественных исторических трудах XVIII - первой половины XIX в. история двух походов Игоря против Византии и заключения русско-византийского договора 944 г. излагалась в основном информативно, в полном согласии с летописными данными 9 . Но уже в то время в некоторых работах наблюдается стремление исследовательски подойти к решению неясных аспектов событий 941-944 гг. Так, В. Н. Татищев попытался обосновать причину новой русско-византийской распри, отметив, что Игорь двинулся на греков потому, что те “не хотели положенного со Ольгом платить”. М. М. Щербатов высказал мысль, что инициатива переговоров в 944 г. исходила от Игоря, о чем говорит посылка русского посольства в Константинополь; статьи же договора 944 г. лишь подтверждали “прежние, учиненные при Олеге с прибавлениями”. И. Н. Болтин не согласился с подобной трактовкой договора 944 г. и заметил, что он представляет собой фактически иное соглашение, в нем много новых статей.

В начале XIX в. А. А. Шлецер, верный своей “скептической” концепции русско-византийских договоров X в., попытался бросить тень фальсификации и на договор 944 г. Аргументы Шлецера и здесь не новы: молчание о договоренных источников, кроме “Повести временных лет”, и в первую очередь византийских хроник; странный беспорядок, который он обнаружил в статьях соглашения; “темный текст”, которым мы обязаны “глупости и небрежностиписцов”.

Однако сомнения Шлецера не нашли поддержки у отечественных историков XIX в. Н. М. Карамзин поверил летописи и заметил, что отношения между Византией и Русью нарушились лишь после 935 г., так как в этом году русские воины еще участвовали в экспедиции греческого флота на Запад " 2 .

Г. Эверс рассматривал договор 944 г. (как и 911 г.) в плане общего развития дипломатических норм X в. Он отметил, что обоим договорам предшествовали предварительные на их счет соглашения. Такие переговоры с Игорем в Киеве провели греческие послы, отправленные на Русь Романом I Лакапином, а уже в Константинополе был заключен “формальный мирный договор”, оформление которого проходило по той же международной схеме, что и оформление соглашения 911 г. Однако в 944 г. “вводятся говорящими и предлагающими условия одни только греки”, именно они, как победители, предписывают условия, и соглашение 944 г. отражает лишь интересы Византии; оно было дополнением к “главному договору” - 911 г. Повторяющиеся статьи, которые оставались в силе, не вошли в соглашение 944 г. 13

Н. А. Лавровский, как и Г. Эверс, считал, что договор 944 г. явился отражением развития международной дипломатической практики того времени, но обратил внимание на некоторые особенности этой грамоты. Она не отличается такой точностью, как акт 911 г.: во вступлении и заключении говорит русская сторона, а весь постатейный текст идет от имени греков.

Лавровский отметил и меньшее число грецизмов в тексте соглашения, и - в отличие от Шлецера - больший порядок слов в предложениях, что, по его мнению, свидетельствует либо о более богатом опыте составителей и переводчиков договора, либо о том, что он являлся дополнением к акту 911 г., который был составлен наскоро. Именно поэтому в нем нет жестких формальностей строгого перевода, язык его прост и естествен 14 .

С Г. Эверсом не согласился В. В. Сокольский, отметивший, что соглашение 944 г. нельзя считать дополнением к акту 911 г., что оно носит совершенно самостоятельный характер, так как в его состав целиком вошли статьи прежних договоров, статьи же, не включенные в договор 944 г., следует, по его мнению, считать не сохранившими силу и отмененными 15 .

И.И. Срезневский также оценивал договор 944 г. как стереотипное международное соглашение. Он был первоначально писан по-гречески, а затем переведен на русский язык, что в известной степени ограничивало проявление русского языкового элемента в тексте договора. Многие термины договоров И. И. Срезневский считал переводными, а к чисто русским относил лишь те, которые повторялись в других русских памятниках 16 .

Большое внимание уделил документу С. А. Гедеонов. Вслед за Г. Эверсом и Н. А. Лавровским он рассматривал его с точки зрения международной дипломатической системы, но выявил и некоторые особенности памятника. Отразившийся в летописи текст, полагал С. А. Гедеонов, представляет собой греческую копию с экземпляра, идущего от Руси к грекам, и болгарский перевод экземпляра, идущего от греков к Руси. Объединение летописцем двух разных грамот и составило, по его мнению, соглашение 944 г.; об этом говорит тот факт, что в начале и конце договора говорит Русь, а вся конкретная часть акта излагается от имени Византии 17 .

Д. И. Иловайский попытался определить причину русско-византийского конфликта 941 г., предположив, что она заключалась в начавшейся борьбе Руси и Византии за Болгарию, где в это время происходили междоусобия. Он полагал, что причина столкновения могла возникнуть и из-за противоречий в Крыму. Что касается договора 944 г., то, по мнению Д. И. Иловайского, “подтверждение Олеговых договоров” сочеталось в нем с рядом" новых условий, в частности о “Корсунской стране”. “Очевидно, предприимчивый Игорь, - замечает историк, - успел распространить русское господство в этом крае...” 18

С. М. Соловьев считал, что договор лишь подтвердил краткие, может быть изустные, условия, заключенные на Дунае тотчас после окончания похода. Он был не так выгоден для Руси, как договор 911 г.: “...ясно виден перевес на стороне греков; в нем больше стеснений, ограничений для русских” 19 .

В. И. Сергеевич согласился с тем, что договор 944 г. был создан по образцу других международных дипломатических документов раннего средневековья. Используя сравнительно-исторический метод, он сопоставляет русско-византийские договоры 911, 944, 971 гг. с крестоцеловальными грамотами русских князей более позднего времени, а также с сакрой греко-персидского договора 562 г. Грамоту 944 г. он считает первым таким русским документом.

Принципиальная позиция А. Димитриу о русско-византийских договорах изложена выше. Соглашение 944 г. он рассматривал как вид императорского хрисовула, однако полагал, что сам хрисовул не сохранился, а до нас дошла лишь отдельная хартия, идущая от русской стороны к грекам. Договор 944 г. А. Димитриу трактовал как выгодный для империи. Он подчеркивал, что текст этого документа проще и понятнее, чем текст соглашения 911 г., и объяснил это более высоким уровнем перевода 21 .

Д. Я. Самоквасов первым высказал мнение о договоре 944 г. как о равноправном и взаимовыгодном, подтвердившем и обновившем соглашение 907 г., Это обновление он усматривал в ряде дополнительных - по сравнению с договорами 907 и 911 гг. - статей; те же их статьи, которые в документе 944 г. были опущены, продолжали, по его мнению, действовать без изменения. Одним из основных аргументов в пользу такого предположения Д. Я. Самоквасов считал молчание источника о возобновлении уплаты Византией ежегодной дани - “укладов” Руси, как это явствует из летописного текста под 941 г.: если продолжает действовать Статья об уплате дани - “укладов”, не обозначенная в договоре 944 г., то это указывает на возможное действие иных опущенных статей 22 .

А. В. Лонгинов считал, что соглашение 944 г. построено на тех же принципах, что и договор 911 г.: ему предшествовали предварительные переговоры, как и при заключении соглашения 911 г.; были выработаны две аутентичные хартии, идущие от греческой и русской стороны; налицо совпадение вступительной и заключительной части документов, где слово берет русская сторона; окончательная редакция договора, как и в 911 г., проведена в Византии, которая являлась инициатором заключения соглашения; одинаково и оформление договоров: в Киев для ратификации был доставлен дубликат хартии, идущей от греков, с переводом его на русский язык, а подлинник остался в Константинополе. Русские присягали на идущем от русской стороны тексте, который и сохранился в княжеском архиве. Сам же договор 944 г., по мысли А. В. Лонгинова, является подтверждением соглашения 907 г. Это двусторонний, равноправный договор. Как и Д. Я. Самоквасов, А. В. Лонгинов считал статьи прежних договоров, не включенные в это соглашение, действующими. Сравнивая договор 944 г. с дипломатическими актами XII-XIII вв., он отметил, что в нем прослеживаются некоторые международные стереотипы, указывающие на общность этого документа с памятниками восточноевропейской дипломатии раннего средневековья 2 .

Д. М. Мейчик, разбирая правовые основы договоров 911 и 944 гг., признал, что они выразили синтез русского и византийского права при руководящей роли греческого элемента, отразили в основном направляющее значение византийской дипломатии и круг ее “нравственных чувств и юридических понятий”. В договорах 911 и 944 гг. он увидел неумелую попытку руссов овладеть незнакомыми им дипломатическими понятиями и категориями 24 .

А. А. Шахматов рассматривал договоры 911 и 944 гг. как результат компиляторской работы летописца. И на грамоту 944 г. он перенес свой метод анализа в связи с исследованием формулы “Равно другаго свещанья...”, идущей в начале документа. А. А. Шахматов считал, что на основании этих слов летописец и создал искусственно версию о появлении византийских послов в Киеве и посылке русского посольства в Константинополь. “Сознательная переделка” текста о событиях 944 г. и самого договора - таков вывод А. А. Шахматова. Темные места документа, имеющаяся в тексте путаница с притяжательными местоимениями, по его мнению, говорят о том, что “переводчики с трудом справлялись с лежавшею перед ними редакционной) задачей - изменить форму договоров”. А. А. Шахматов полагал также, что второй поход Игоря на греков летописец выдумал, для того чтобы объяснить появление в дальнейшем русско-византийского договора, а сам второй поход - это заимствование из “Жития Василия Нового” 25 .

Оценку договору 944 г. дали в общих курсах русской истории М. К. Любавский (1916 г.) и А. Ё. Пресняков (1918 г.). М. К. Любавский считал грамоту 944 г. торговым соглашением, которое с “некоторыми незначительными изменениями” повторило Олегов договор. Эту же мысль по существу выразил и А. Е. Пресняков 26 .

Советская историография в известной степени отразила различные точки зрения на договор 944 г., существовавшие в XIX - начале XX в. Так, В. М. Истрин в 1924 г. повторил мысль о том, что нормы греко-римского международного права неприменимы к древней Руси: договор 944 г., как и 911 г., переведен с греческого гораздо позже - уже в XI в., а в X в. он не имел никакой практической ценности для киевских князей и нужен был лишь грекам. Грамоту 944 г. В. М. Истрин считал экземпляром, идущим от Руси к грекам; греческий оригинал, по его мнению, был безвозвратно утрачен, что также объясняется отсутствием у руссов интереса к данным документам 27 .

С. П. Обнорский, изучив лингвистическую основу договоров 911 и 944 г.., убедительно опроверг точку зрения В. М. Истрина о позднейшем переводе этих документов и доказал, что переводы появились одновременно с составлением самих актов. При этом он показал, как изменился уровень перевода за 30 с лишним лет: договор 944 г. переведен относительно хорошо, руссы того времени уже овладели многими стереотипными международными понятиями и терминами и последние уже не переводились с греческого языка; менее ощутим здесь болгарский языковый элемент, “зато заметно дает в нем себя знать русская языковая стихия”. М. А. Шангин, анализируя отдельные статьи документа, пришел к выводу, что “едва ли не каждая статья греко-русских договоров находит обоснование в византийском праве”. Он показал, как в статьях, посвященных херсонским рыбакам, вопросам помощи при кораблекрушениях, отразились международные правовые нормы 28 .

Б. Д. Греков в своей книге “Киевская Русь” изложил летописную версию двух походов Руси против Византии в 941 и 944 гг. и. анализируя соглашение 944 г., пришел к выводу, что оно выразило “новое соотношение сил между договаривающимися сторонами”. Русь, по его мнению, вынуждена была отказаться от прежних своих преимуществ, должна была отныне платить торговые пошлины и взяла на себя ряд обязательств по отношению к грекам: защита Византии от врагов, и в частности оборона Крыма 29 . Таким образом, Б. Д. Греков посчитал соглашение 944 г. дипломатическим актом, выгодным лишь Византии, документом, отражающим преимущества лишь одной стороны.

Через год в комментариях к академическому изданию “Повести временных лет” Д. С. Лихачев подошел к вопросу иначе. Возражая А. А. Шахматову в связи с его предположением, будто второй поход Игоря на Византию был выдуман летописцем, Д. С. Лихачев указал на то, что договор 944 г. как раз свидетельствует в пользу реальности второго похода, так как он “выгоден для русской стороны”. Что касается совпадения отдельных фраз в “Житии Василия Нового” и летописном тексте о событиях 944 г., на что указывал А. А. Шахматов, то оно, по мнению Д. С. Лихачева, “ни о чем не свидетельствует” 30 .

Через два года А. А. Зимин вновь поддержал версию о том, что договор 944 г. отразил неудачу русского похода 941 г. 31

Ряд историков (А. Ю. Якубовский, В. В. Бартольд, Б. Н. Заходер, Н. Я. Половой, М. И. Артамонов, А. П. Новосельцев и некоторые другие), как отмечалось выше, рассматривали события 941-944 гг. в тесной связи с восточной политикой Руси, и в частности с отношением Киева к Хазарскому каганату, народам Северного Кавказа, мусульманским государствам Закавказья и Ирана. Так, Н. Я. Половой считал, что Игорь организовал против греков “два грандиозных похода” и “заключил выгодный для Руси договор с Византией”. В сочетании с завоевательным походом на Бер-даа эти события “поставили тогда Русское государство в центре всей политической жизни Восточной Европы” 32 .

Кстати говоря, Н. Я. Половой не только, на наш взгляд, убедительно доказал реальность сообщения русской летописи о втором походе на Византию, но и привел интересные соображения относительно датировки этого похода, отнеся его к 943 г. В этом году, полагал Н. Я. Половой, Византия потерпела тяжкое дипломатическое поражение, так как была принуждена согласиться на заключение невыгодного и малопочетного мира. Поскольку поход 943 г. был не окончен, он, по его мнению, и не нашел отражения в византийских хрониках 33 .

М. И. Артамонов, анализируя те же события и также сквозь призму восточной политики Руси, пришел к совершенно противоположному выводу. Он считал, что военное выступление Руси против Византии в 40-х годах X в. было предпринято с ведома и при сочувствии Хазарии, чей конфликт с империей принял начиная с 30-х годов X в. затяжной характер; но это наступление закончилось полным поражением Руси, и договор 944 г. отразил политическое преимущество империи. В нем Византия продиктовала свои условия Руси; обязательства последней носят “односторонний характер”, и сам тон документа является “директивным” по отношению к Киеву. Именно так М. И. Артамонов оценил, в частности, статьи, связанные с судьбой Херсонеса: они говорят об обязательствах Руси “порвать союз с хазарами и действовать против них на стороне Византии” 34 .

М. В. Левченко попытался выявить причины нового русско-византийского конфликта, указав на укрепление внешнеполитических позиций империи в 20-30-х годах X в. и возможное ее стремление освободиться от тяжких обязательств договора 907 г., и прежде всего предоставления руссам беспошлинной торговли на территории Византии. Он пришел к странному, на наш взгляд, заключению, что поход 941 г. “нельзя рассматривать как агрессивный акт со стороны Руси”, которая вынуждена была предпринять ответные меры “для защиты насущных экономических интересов”. М. В. Левченко отметил крупные масштабы похода 941 г. (морем и по сухопутью), большое напряжение византийской военной машины для отражения нашествия, но скептически отнесся к версии летописи о том, что руссы в конце концов добились возобновления Византией уплаты ежегодной дани, поскольку в договоре 944 г. нет на этот счет никаких сведений. М. В. Левченко оценил договор 944 г. как совершенно самостоятельный документ, лишь включающий ряд прежних статей. Он менее выгоден Руси, чем договор 911 г., но вовсе не носит характера односторонних русских обязательств, как это утверждали А. Димитриу и некоторые другие ученые; в нем есть и прямые обязательства Византии: о приеме русских послов и купцов, выделении им места для размещения, предоставлении слебного и месячного, снаряжения на обратную дорогу; сюда же включает он и обязательство Византии оказывать Руси военную помощь. Нельзя сказать, замечает М. В. Левченко, что Игорев договор ограничивается лишь торговыми сюжетами: “...в нем имеются статьи, регулирующие внешнеполитические отношения между Византией и Русью” 35 .

Подробный анализ событий 941-944 гг. и разбор договора 944 г. дал В. Т. Пашуто. Он считал, что прежние союзные отношения нарушил Игорь. На основании переговоров греков с Игорем, предложения византийцев уплатить большую дань, чем брал Олег, направления дорогих подарков печенегам - союзникам Игоря В. Т. Пашуто пришел к выводу, что “заинтересованность Византии в поддержании мирных торгово-политических связей с Русью очевидна”. Он рассматривает соглашение 944 г. как “договор о вечном мире, взаимопомощи и торговле”. Обязательство о взаимопомощи сформулировано в статьях о предоставлении русскому князю воинов, “елико ему будетъ требе”, и соответственно помощи со стороны руссов императору по письменной просьбе. Статьи о “Корсунской стране” В. Т. Пашуто оценил с позиций общего усиления влияния Руси в Крыму, а упрочение отношений двух государств, дальнейшее развитие политических и экономических связей между ними усмотрел в статьях о регулировании посольских и торговых контактов. В. Т. Пашуто оценил договор 944 г. как самостоятельное равноправное двустороннее соглашение 36 .

С. М. Каштанов, основываясь на классификации Ф. Дэльгера и И. Караяннопулоса, сопоставляет акт 944 г. со схемой хрисовулов, составляемых Византией после переговоров ее послов в другой стране. Первую часть грамоты 944 г. С. М. Каштанов сближает с характерным для хрисовулов этого типа определением полномочий послов другой страны. Один кусок текста в начальной части грамоты и один кусок текста в его заключительной части, содержащие клятву Руси крещеной и некрещеной хранить и соблюдать договор, С. М. Каштанов трактует как клятвенное обещание соблюдать условия соглашения, которое давалось византийскому императору другой стороной. Тексты, идущие в грамоте от лица русских, по наблюдению С. М. Каштанова, образуют в совокупности клятвенно-верительную грамоту послов. Текст, идущий от лица греков, содержит прежде всего условия договора и сведения о способах его утверждения. Таким образом, в тексте клятвенно-верительной грамоты нет договорных статей, что характерно для хрисовулов, где условия договора находятся вне текста клятвенной записи иностранных послов. С этим обстоятельством он связывает и характер обмена экземплярами договора 944 г. Раз в клятвенно-верительной грамоте послов не было условий договора, значит, экземпляр договора нуждался в подтверждении русского правительства и был направлен Игорю для принесения на нем присяги. Далее, высказывает предположение С. М. Каштанов (и это, на наш взгляд, самое основное в построении автора), после скрепления князем данного экземпляра “византийские послы забрали его и вручили русским хрисовул... Какая-то копия с утвержденной грамоты послов могла остаться на Руси” 37 .

А. Г. Кузьмин в одной из своих последних работ также коснулся событий 941-945 гг. и вновь скептически оценил ряд известий русской летописи. Так, он отметил: “Указание на то, что греки согласились выплатить еще большую дань, чем Олегу, явно противоречит содержанию реального договора”. Не подвергая сомнению достоверность и цельность договора, А. Г. Кузьмин считает, что путаница с местоимениями произошла в нем потому, что летописец “как будто не смог удержать под контролем свои источники”. Вместе с тем сама эта путаница греческого и русского противней договора является, по его мнению, косвенным признаком оригинальности источников 38 .

В советских обобщающих работах договор 944 г. также не получил однозначного рассмотрения. “Очерки истории СССР. Период феодализма” отразили точку зрения Б. Д. Грекова. В “Истории Византии” отмечается, что инициатива заключения соглашения принадлежит Византии, послы которой, встретив войско Игоря на Дунае, сумели склонить руссов к миру; что содержание договора 944 г. более благоприятно для империи, чем соглашения 911 г. В многотомной “Истории СССД упоминается о двух походах Руси против Византии в 40-х годах (941 и 944 гг.) и отмечается, что в обоих случаях Игорь шел на греков во главе русских войск, “усиленных наемными печенегами и варягами”. О договоре 944 г. сказано, что он предусматривал широкие торговые связи с империей и опирался, как и соглашение У11 г., на “покон русский” .

Зарубежная историография уделила событиям 941- 944 гг. несравненно меньше внимания, нежели истории нападений руссов на Константинополь в 860 и 907 гг. В общих курсах и специальных работах на этот счет имеются сообщения информативного характера. Оценке русско-византийской войны 941 г. и договора 944 г. посвящены статьи или разделы статей К. Бартовой, А. Боака, И. Свеньцицкого, С. Микуцкого, А. Грегуара и П. Оргельса, И. Сорлен, Д. Миллера, а также разделы в книгах Д. Оболенского, статьях Д. Шепарда, Ф. Возняка 40 .

К. Бартова, уделившая внимание известной еврейско-хазарской переписке X в., проводит связь между данными так называемого Кембриджского документа и событиями 941- 944 гг., полагая, что таинственный Хельгу - это один из воевод Игоря, продолжавший воевать после возвращения князя на родину. А. Боак отмечает грандиозность похода 941 г., секретность его подготовки, “специфическую” цель - захват Константинополя - и устранение императором Романом I Лакапином угрозы нового нашествия дипломатическим путем. Договор 944 г. он считает полнокровным развернутым соглашением, “широко возобновившим ранние договоры”. В нем, по мнению А. Боака, отразился интерес киевских князей к торговле с Византией 4 .

И. Свеньцицкий, сравнивая договоры 907, 911, 944 гг., показывает, что соглашение 944 г. было тесно связано с предыдущими актами, развивало и дополняло дипломатические нормы прежних договоров. По его мнению, греческие послы привезли в Киев готовый проект договора, а Игорь в ответ направил в Константинополь посольство, имевшее на руках русский проект соглашения. И. Свеньцицкий полагает, что перед нами равноправное межгосударственное соглашение, в выработке которого принимали активное участие обе стороны

С. Микуцкий, анализируя текст договора 944 г., обратил внимание на то, что начало документа и его заключение идут от имени Руси, основной же текст - статьи соглашения - от имени Византии; что в тексте договора в то же время упоминается о составлении его в двух хартиях - русской и греческой. В связи с этим С. Микуцкий высказывает предположение, что русская хартия по существу является переделкой греческого оригинала: императорская формула, идущая в начале документа и в его заключении, опущена и заменена текстом, идущим от русской стороны, в начальную часть документа добавлены список послов и преамбула русского автора. Основная же часть - статьи договора - осталась без изменения, как и подтверждение императорской хартии. И все это связано воедино с русскими добавлениями в конце - клятвой Игоря и санкциями. Поскольку статьи, пишет С. Микуцкий, отражают интересы греков, имеют характер милости с их стороны, не дают никаких прав Руси, а лишь налагают на нее обязательства, по своему содержанию документ сближается с императорским хрисовулом. Однако С. Микуцкий обращает внимание на то, что формула подтверждения, имеющаяся в договоре 944 г., в хрисовулах не встречается 43 .

А. Грегуар и П. Оргельс разбирают историю похода 941 г. в соответствии с данными византийских источников и показывают, что после поражения в морской битве у Иерона русские войска отошли на юго-запад Малой Азии и там продолжали военные действия. Авторы отметили масштабы похода и то напряжение, которое пришлось пережить империи для преодоления русского нашествия 44 .

И. Сорлен поддерживает тех ученых, которые склонны не доверять “Повести временных лет” относительно сообщения о втором русском походе на Константинополь и считать его плодом компиляции сведений хроники Георгия Амартола о походе угров на византийскую столицу в 943 г. и данных “Жития Василия Нового”. Она убеждена в достоверности договора 944 г. и отмечает, что он представляет собой несомненный перевод с греческого, причем более правильный, чем в случае с договором 911 г. По ее мнению, обе хартии были составлены в императорской канцелярии, о чем говорит и упоминание о русских христианах, которым якобы отдано преимущество перед язычниками, и наличие в грамоте обязательств не только Руси, но и Византии (относительно предоставления руссам торговых прав). Основная же часть договора - обязательства Руси - взята из императорского хрисовула, к которому по желанию руссов были добавлены преамбула и заключительная часть. Таким образом, И. Сор-лен также придерживается мнения об искусственном происхождении помещенного в летописи текста договора, составлении его из разнородных частей 45 .

На основе анализа статей договора И. Сорлен совершенно справедливо утверждает, что в них нашло отражение развитие русской дипломатической традиции: упоминания русских письменных документов-удостоверений свидетельствуют, по ее мнению, о том, что русские князья в середине X в. “начали создавать канцелярии”, взяли под свои контроль торговлю с Византией. Она полагает, что в новом договоре были отменены для руссов льготы на торговые пошлины и введены некоторые торговые ограничения как результат поражения Игоря. Статью договора 944 г. о военной помощи Руси со стороны Византии И. Сорлен считает плодом небрежности переводчика, исказившего текст, так как здесь, по мысли автора, речь должна идти об обязательствах Руси не нападать на владения Византии в Крыму и помогать в этом районе империи. В то же время она справедливо указывает, что договор 944 г. отразил изменение характера отношений Руси и Византии по сравнению с 911 г.: Русь для империи становится “союзной державой”, И. Сорлен защищает весьма спорный тезис о том, что в договоре 944 г. стороны преследовали прежде всего экономические цели 46 .

Д. Миллер в обобщающей статье “Византийские договоры и их выработка: 500--1025 гг.” рассматривал русско-византийские договоры, в том числе и соглашение 944 г., на равных основаниях с византино-арабскими, болгарскими и иными соглашениями раннего средневековья, определяя их как “торгово-политические договоры X в.”. Он показал, что русско-византийские договоры включают в себя все наиболее значительные компоненты дипломатических соглашений, заключаемых Византией с другими государствами, а некоторые аспекты этих соглашений в русско-византийских договорах представлены наиболее ярко, и в частности в них дано “наиболее полное описание торговых прав” как средства византийской дипломатии по урегулированию отношений с другой державой. Д. Миллер выделяет и такие особенности этих актов, как точное определение участвовавших в переговорах сторон и их представителей, которые названы по именам; изложение намерений участников переговоров; их клятвы; подробное содержание статей; сведения о порядке ратификации соглашения. По его мнению, лишь византино-пер-сидский договор 562 г. может в какой-то степени сравниться в этом смысле с русско-византийскими договорами.

Разбирая такой аспект дипломатических соглашений Византии с “варварскими” государствами, как договоренность о союзе и взаимопомощи, Д. Миллер показал, что в договоре 944 г. сделан шаг вперед по сравнению с соглашением 911 г. и Русь из государства, допускающего наем своих людей на военную службу в Византии, стала подлинным и равноправным военным союзником империи. Он отмечает международный характер и других статей, входящих в соглашение 944 г., и в частности статьи о порядке регистрации руссов, приходящих в Византию. Порядок ратификации договора 944 г. напоминает Д. Миллеру процедуру, сопровождавшую заключение византино-арабского договора 687 г.: тогда также составлялись две копии договорных грамот, состоялся, обмен ими, давались соответствующие клятвы в верности "заключенному соглашению 48 . Ни о каких односторонних обязательствах Руси, ни о каком сравнении с хрисовулами в работе Д. Миллера нет и речи.

Д. Оболенский, верный своей идее о втягивании империей соседствующих с ней стран и народов в некое византийское сообщество государств 49 , сквозь эту призму рассматривал и русско-византийские договоры. Русский поход 941 г. он считал экспедицией в стиле викингов, неожиданной и коварной, о втором походе умалчивает; обходит, естественно, и вопросы о переговорах на Дунае, о дани и т. п. Договор 944 г. Д. Оболенский рассматривает как крупный успех Византии на пути ликвидации русской опасности, которая нарастала с IX в. Эту опасность империя постепенно нивелировала при помощи искусной дипломатии. По его мнению, договор 944 г. отразил заботы Византии о своих крымских владениях и показал, как империя в отношениях с Русью изменила баланс сил в свою пользу.

Таким образом, обзор литературы, касающейся событий 941-944 гг. и русско-византийского договора 944 г., констатирует серьезные и принципиальные разногласия между историками по ключевым проблемам данного аспекта истории древней Руси.

Обращает на себя внимание, что изучение истории похода 941 г. ведется в отрыве от истории выработки и содержания договора 944 г., который, как правило, связывается лишь с историей второго (в 944 или в 943 г.) похода Игоря на Византию.

Отсутствует единство по таким вопросам, как: является ли договор 944 г. лишь дополнением к соглашению 911 г., или это политически самостоятельный и цельный дипломатический документ? Представляет ли он собой подобие императорского хрисовула, или это двусторонний равноправный межгосударственный договор? Отложился ли данный текст в летописи в цельном виде, или он был скомпонован позднейшими переписчиками, редакторами, скроившими из разных документов то, что вошло в состав “Повести временных лет” как русско-византийский договор 944 г.?

Нет ясности и в том, кому выгодно это соглашение - Византии? Руси? Какое “новое соотношение сил” (“изменившийся баланс сил”) отразил этот договор?

Спорными остаются и некоторые частные вопросы, связанные с историей выработки документа: по чьей инициативе он был заключен - русских или греков? Продолжали ли оставаться в силе прежние статьи договоров 907 и 911 гг., не обозначенные в договоре 944 г.? Можно ли относить к этим не включенным в договор статьям обязанность Византии уплачивать дань Руси?

Наконец, исследователи, как правило, не ставили перед собой и следующих вопросов: каково место договора 944 г. в системе как византийской, так и русской дипломатии? Как он соотносится с русско-византийскими договорами 60-х годов IX в., 907, 911 гг.? Какой уровень дипломатии древней Руси по сравнению с ее ростками в IX - начале X в. отразил данный дипломатический акт?

Именно рассмотрению этих спорных или недостаточно исследованных вопросов посвящена данная глава.

В "Повести временных лет", памятнике, который более других известен читателям, владеющим русским языком, есть описание двух походов князя Игоря на Царьград. В 941 году русские были разбиты, а в 944 году они получили большую дань от византийцев без борьбы. В 945 же году с Византией был заключен очень выгодный мирный договор. Посмотрим, что же сообщает нам летопись об этих походах.

В 941 Игорь с большим войском отправился в поход на греков. О качественном составе войска нам ничего не известно. Летопись просто сообщает, что отправилось 10000 кораблей. Да, да! Именно десять тысяч! Скорее всего, это просто означает, что были собраны крупные силы, только и всего, а не точное количество кораблей. Болгары тут же известили византийцев о предстоящем походе русских, и те, по идее, должны были бы подготовиться к отражению нападения. Получилось несколько иначе. Маршрут для похода на Царьград описан довольно странный. Вначале русские опустошили Вифинию, затем Пафлагонию, Никомидию и Суд. Летопись не щадит своих соотечественников и сообщает довольно неприглядные обстоятельства этого похода:

"А кого захватили, - одних распинали, в других же, расстанавливая их как мишени, стреляли, хватали, связывали назад руки и вбивали железные гвозди в макушки голов. Много же и святых церквей предали огню, монастыри и села пожгли..."

Как вам нравится такое описание подвигов наших далеких предков? Ну и богатств различных захватили тоже немало. Но тут с востока прибыли большие силы византийцев и окружили русских. Русские вышли против греков с оружием, по были побеждены. К вечеру они отошли в свой лагерь, ночью сели на свои ладьи и отчалили. Но не тут то было! На море их уже ожидал сильный флот, который применил против русских так называемый "греческий огонь". Позднее побежденные оправдывались:

"Будто молнию небесную имеют у себя греки, и, пуская ее, пожгли нас. Оттого и не одолели их".

Ну, хорошо, на море огонь! А на суше-то, почему проиграли сражение? Скорее всего, силы русских были сильно преувеличены летописцем, и это был обычный бандитский набег не очень большого отряда.

Сразу же после возвращения Игорь стал собирать силы для нового похода на Царьград и послал приглашение для участия в походе заморским варягам. Значит, в этом походе варяги не участвовали?

В 944 году Игорь собрал, наконец, значительные силы:

"... варягов, русь, и полян, и славян, и кривичей, и тиверцев, и нанял печенегов..."

Русские отправились в поход двумя колоннами: на кораблях и конным ходом по суше. Поэтому когда император Роман получил от херсонесцев и болгар сообщения о новом походе русских, он послал к ним послов с предложениями о дани:

"Не ходи, но возьми дань, какую брал Олег, прибавлю и еще к той дани".

Отдельная дань была послана почему-то и к печенегам. Если они были в составе русского войска, то этот шаг представляется несколько странным. Но это ведь далеко не единственная и не самая большая странность в данной летописи. Около Дуная Игорь стал обсуждать со своей дружиной предложения византийского императора. Выяснилось, что, получив такие щедрые предложения, дружина потеряла всякий интерес к войне. Она сообщила князю:

"Если так говорит царь, то чего нам еще нужно, - не бившись взять золото, и серебро, и паволоки? Разве знает кто - кому одолеть: нам ли, им ли? Или с морем кто в союзе? Не по земле, ведь, ходим, но по глубине морской: всем общая смерть".

Князь Игорь был вынужден согласиться с единодушным мнением дружины. Русские получили свои дары от императора и отправились в Киев. Но перед уходом Игорь приказал печенегам " повоевать Болгарскую землю". Чтобы не доносили впредь!

На следующий год с империей был заключен мирный договор, о котором написано довольно много. Описание второго похода серьезных возражений у исследователей тоже не вызывало. А вот с первым походом дело обстоит совершенно иначе, и к первому летописцу есть по этому поводу немало претензий.

Еще в начале XIX века историки заметили, что русский летописец опирается на византийские источники. Теперь установлено, что одним из этих источников была Хроника Амартола. Кроме того, в Первой Новгородской летописи и в Житии Василия Нового содержится несколько иное описание данного похода. Сложилось впечатление, что летописец взял только некоторые сведения из Хроники Амартола и Жития Василия Нового, а часть других важных сведений опустил или не посчитал существенными. Все эти упущения и неточности были давно подмечены историками. Поэтому вопрос о первом походе Игоря вызвал очень большой интерес. Было исследовано большое количество не только византийских, но и европейских, хазарских и ближневосточных источников.

Почти сразу же было установлено, что первый поход протекал не совсем так, как описано в "Повести временных лет". В морском сражении флот русских был, действительно, разбит. Игорь чуть ли не на десяти кораблях по сообщению Льва Диакона, вернулся в Киев, а другая часть разгромленного флота укрылась у берегов Малой Азии и только потом занялась грабежами в Вифинии и других местах.

К настоящему времени после долгих исследований большого количества ученых можно приблизительно восстановить картину первого похода Игоря на Царьград. Тут придется вспомнить о хазарах. Нападать на Византию не примирившись с хазарами было невозможно, так как Империя всегда использовала хазар как сдерживающий фактор против русских. Известно, что в 940 полководец Игоря по имени Хальга воевал с хазарами и добился значительных успехов. Но к 941 году у Игоря уже созрел план похода на Царьград (о причинах, побудивших князя принять такое решение нам так ничего и не известно), и он приказал Хальге заключить мир с хазарами и вернуть все завоеванное. Даже создается впечатление, что с хазарами был заключен союз о совместном нападении на Царьград. Таким образом, тыл был обеспечен.

Хальга был очень сильно огорчен полученным приказом, но подчинился. Весной 941 года после вскрытия Днепра русские двинулись на Царьград по трем направлениям. Из Киева отправились флот и конное войско по суше, а из Крыма на Царьград отплыл отряд Хальги. Он был замечен жителями Херсонеса, и сообщение о нем было срочно отправлено императору. Так как у русских ушло какое-то время на соединение сил, то сообщение из Херсонеса было получено даже раньше, чем сообщение от болгар, которые засекли сухопутное войско русских. Так что Империя было готова к отражению нападения русских.

Тем не менее русским удалось изрядно пограбить окрестности Царьграда прежде чем император смог собрать значительные силы для отпора. Русские были вынуждены вернуться на свои ладьи, а 11 июня 941 года у Иерона и состоялось морское сражение, в котором впервые против русских был применен "греческий огонь". Флот русских был рассеян. Часть воинов добралась до европейского берега Босфора, где соединилась с остававшейся на берегу дружиной. Они сожгли и разграбили Стенон и посуху вернулись в Киев.

"Греческий огонь" произвел на Игоря столь сильное впечатление, что он фактически бросил свое войско. С ближайшим своим окружением он бежал в Киев чуть ли не на десяти ладьях. Уже дома русские разработали версию о том, что было только одно сражение, в котором почти все погибли из-за "греческого огня". Эта версия вполне устроила князя и его сторонников.

Но большая часть флота русских, оказывается, уцелела. Какой сюрприз! Под командованием Хальги она укрылась на мелководьях у берегов Малой Азии, где тяжелые корабли византийцев не могли их достать.

Хальга и так с самого начала был против похода на Царьград и утраты всех завоеваний в войне против хазар. Очевидно, что еще до сражения 11 июня у него произошел конфликт с Игорем, но Хальга со своим отрядом не покидал русское войско. После же бегства Игоря командование над оставшимися силами русских перешло к Хальге.

Вот тут-то его дружина и прогулялась по землям византийцев! Вифиния, Пафлагония, Никомидия и ряд других земель сильно пострадали от набегов русских. Еще три месяца они разгуливали вдоль берегов Малой Азии, но в сентябре 941 года флот русских был блокирован византийцами и разгромлен. Какая-то часть русских после этого поражения вернулась в Киев, о чем есть сообщения и в русских источниках, а неудачник Хальга с остатками своей дружины отправился грабить Персию.

Хазары, с которыми Хальга заключил мир, с радостью пропустили его в Персию, где он и погиб через год. И только в 943 году последние остатки русского войска, которое отправлялось на Царьград, вернулись на родину.

Да, конечно, первый поход Игоря на Царьград окончился поражением русских, но общая картина этого похода значительно отличается от той, которую приводит Начальная русская летопись. На то у князей были довольно веские причины: постыдное бегство князя и брошенное войско.

Но, предпринимая новый поход против Царьграда, Игорь таки добился своей главной цели и заключил с Империей договор, который регламентировал политические и экономические отношения Руси и Империи.

  В те времена, когда Игорь Рюрикович вступил на киевский престол, Русь представляла собой обширную территорию с центром в Киеве, которую объединил под своей рукой князь Олег .

В границах Новгородской земли проживали ильменские словены и финно-угорские племена — чудь, меря и весь. Дань киевскому князю платили кривичи , северяне , уличи , радимичи , древляне , а также ряд прибалтийских племен . Игорь унаследовал государство, простиравшееся от Ладоги до Поднепровья, выступавшее как полноправный участник международных событий в евразийском регионе, где важную роль в дипломатии играли Византия , Арабский халифат и Хазарский каганат . Единство Руси времен Игоря держалось лишь силой оружия княжеской дружины, в которой числилось немало наемников из Скандинавии.

Связи между отдельными землями и центром были непрочными. Местные княжья сохраняли свои права и управляли племенными союзами независимо от Киева. Княжение Игоря ознаменовалось активизацией тяготения к автономии у некоторых восточнославянских этносов. Первыми вышли из его подчинения древляне, а затем — уличи. С теми и другими Игорю пришлось вести длительную борьбу. В его правление впервые у южных границ Руси появились печенеги . Византия, опасаясь усиления Киевской Руси, использовала их в своих интересах. Игорю удалось обезопасить пределы государства и заключить в 915 году с печенегами мир сроком на пять лет.

Игорь участвовал во многих военных походах, которые не всегда заканчивались для него удачно. В 941 году он потерпел сокрушительное поражение под стенами Константинополя, но три года спустя с большим войском, состоявшим из варягов, печенегов и воинов подчиненных ему племен, вновь пошел на Царьград. Устрашившись, греки поспешили начать с ним переговоры о мире. Договор с Византией, заключенный в 945 году, свидетельствует, что ее влияние на Русь было значительным.

В правление Игоря границы Русской земли расширились до Кавказа и Таврических гор. Он настойчиво боролся за гегемонию на юге Восточной Европы и в Северном Причерноморье, чего требовали политические и торговые интересы Руси.

ХРОНОЛОГИЯ СОБЫТИЙ

  912 г. Смерть князя Киевского и князя Новгородского Олега. Вступление Игоря на киевский престол.

  913 г. Неудачный поход русов на 500 судах к Каспию.

  914 г. Подавление Игорем бунта древлян и наложение на них новой дани.

  Позднее 914 г. Игорь передает право сбора дани с древлян воеводе Свенельду, чем вызывает недовольство киевской дружины.

  915 г. Первое летописное упоминание о походе печенегов на Русь. Заключение мира сроком на пять лет между печенегами и князем Игорем.

  920 г. Поход князя Игоря на печенегов.

  922 г. Поход Игоря на уличей и наложение на них дани. Передвижение границы Руси за Днепр.

  925 г. В результате объединения хорватских племен возникло королевство Хорватия.

  934 г. весна — Печенеги в союзе с другими тюркскими племенами, заключив мир с венграми, объявили войну Византии, разорили Фракию и подступили к Константинополю. Заключение мира Византии с венграми и печенегами.

  935 г. Поход русских судов вместе с греческим флотом на Апеннинский полуостров.

  936 г. Началось правление германского короля Оттона I (936-973), с 962 — императора «Священной Римской империи».

  Около 940 г. Рождение у князя Игоря и Ольги сына Святослава.

  Начало 940-х гг. Начало княжения малолетнего князя Святослава в Новгороде.

  940 г. Взятие киевским воеводой Свенельдом Пересечена — главного города племени уличей.

  941 г. Поход князя Игоря на Константинополь, закончившийся полным разгромом русского флота и большими потерями среди русов во время их возвращения на родину.

  942-944 гг. Походы тмутараканского князя Хельгу на византийские земли и на г. Бердаа в Закавказье.

  942 г. Поход князя Игоря на древлян и их усмирение. Увеличение древлянам дани в пользу Киева, что вызвало их неповиновение.

  943 г. Поход князя Игоря на Византию с огромной ратью. Византийцы отправляют посольство к князю Игорю с предложением мира. Киевский князь получает откуп от греков, разоряет Болгарию и возвращается в Киев.

В год 6449 (941). Пошел Игорь на греков. И послали болгары весть царю, что идут русские на Царьград: десять тысяч кораблей. И пришли, и подплыли, и стали разорять страну Вифинскую, и попленили землю по Понтийскому морю до Ираклии и до Пафлагонской земли, и всю страну Никомидийскую попленили, и Суд весь пожгли. А кого захватили - одних распинали, в других же, как цель их ставя, стрелами стреляли, заламывая назад руки, связывали и вбивали железные гвозди в головы. Много же и святых церквей предали огню и по обоим берегам Суда захватили немало богатств. Когда же пришли с востока воины - Панфир-деместик с сорока тысячами, Фока-патрикий с македонянами, Федор-стратилат с фракийцами, с ними же и сановитые бояре, то окружили русь. Русские же, посовещавшись, вышли против греков с оружием, и в жестоком сражении едва одолели греки. Русские же к вечеру возвратились к дружине своей и ночью, сев в ладьи, отплыли. Феофан же встретил их в ладьях с огнем и стал трубами пускать огонь на ладьи русских. И было видно страшное чудо. Русичи же, видя пламя, бросались в воду морскую, стремясь спастись, и так оставшиеся возвратились восвояси. И, придя в землю свою, поведали - каждый своим - о происшедшем и о ладейном огне. «Будто молнию небесную, - говорили они, - имеют у себя греки, и пуская ее, пожгли нас; оттого и не одолели их». Игорь же, вернувшись, начал собирать множество воинов и послал за море к варягам, приглашая их на греков, снова собираясь идти на них.

КАКОЙ-ТО ЧУДЕСНЫЙ ОГОНЬ, ТОЧНО МОЛНИЯ НЕБЕСНАЯ

Летописец знает русское предание и греческое известие о походе Игоря на Константинополь: в 941 году русский князь пошел морем к берегам Империи, болгары дали весть в Царьград, что идет Русь; выслан был против нее протовестиарий Феофан, который пожег Игоревы лодки греческим огнем. Потерпев поражение на море, руссы пристали к берегам Малой Азии и по обычаю сильно опустошали их, но здесь были застигнуты и разбиты патрикием Бардою и доместиком Иоанном, бросились в лодки и пустились к берегам Фракии, на дороге были нагнаны, опять разбиты Феофаном и с малыми остатками возвратились назад в Русь. Дома беглецы оправдывались тем, что у греков какой-то чудесный огонь, точно молния небесная, которую они пускали на русские лодки и жгли их.

Но на сухом пути что было причиною их поражения? Эту причину можно открыть в самом предании, из которого видно, что поход Игоря не был похож на предприятие Олега, совершенное соединенными силами многих племен; это был скорее набег шайки, малочисленной дружины. Что войска было мало, и этому обстоятельству современники приписывали причину неудачи, показывают слова летописца, который тотчас после описания похода говорит, что Игорь, пришедши домой, начал собирать большое войско, послал за море нанимать варягов, чтоб идти опять на Империю.

Второй поход Игоря на греков летописец помещает под 944 годом; на этот раз он говорит, что Игорь, подобно Олегу, собрал много войска: варягов, русь, полян, славян, кривичей, тиверцев, нанял печенегов, взявши у них заложников, и выступил в поход на ладьях и конях, чтоб отомстить за прежнее поражение. Корсунцы послали сказать императору Роману: «Идет Русь с бесчисленным множеством кораблей, покрыли все море корабли». Болгары послали также весть: «Идет Русь; наняли и печенегов». Тогда, по преданию, император послал к Игорю лучших бояр своих с просьбою: «Не ходи, но возьми дань, которую брал Олег, придам и еще к ней». Император послал и к печенегам дорогие ткани и много золота. Игорь, дошедши до Дуная, созвал дружину и начал с нею думать о предложениях императорских; дружина сказала: «Если так говорит царь, то чего же нам еще больше? Не бившись, возьмем золото, серебро и паволоки! Как знать, кто одолеет, мы или они? Ведь с морем нельзя заранее уговориться, не по земле ходим, а по глубине морской, одна смерть всем». Игорь послушался дружины, приказал печенегам воевать Болгарскую землю, взял у греков золото и паволоки на себя и на все войско и пошел назад в Киев. В следующем, 945 году, был заключен договор с греками также, как видно, для подтверждения кратких и, быть может, изустных усилий, заключенных тотчас по окончании похода.

КИЕВ - СТОЛИЦА, ПРАВИТЕЛЬ - ИГОРЬ

В договоре Игоря с греками читаем, между прочим, что великий князь русский и его бояре ежегодно могут посылать к великим царям греческим столько кораблей, сколько захотят, с послами и с гостями, т. е. со своими собственными приказчиками и с вольными русскими купцами. Этот рассказ византийского императора наглядно указывает нам на тесную связь между ежегодным оборотом политической и экономической жизни Руси. Дань, которую собирал киевский князь как правитель, составляла в то же время и материал его торговых оборотов: став государем, как конинг, он, как варяг, не переставал ещё быть вооружённым купцом. Данью он делился со своею дружиной, которая служила ему орудием управления, составляла правительственный класс. Этот класс действовал как главный рычаг, в том и в другом обороте, и политическом и экономическом: зимою он правил, ходил по людям, побирался, а летом торговал тем, что собирал в продолжение зимы. В том же рассказе Константина живо обрисовывается и централизующее значение Киева, как средоточия политической и хозяйственной жизни Русской земли. Русь, правительственный класс с князем во главе, своими заморскими торговыми оборотами поддерживала в славянском населении всего Днепровского бассейна судовой промысел, находивший себе сбыт на весенней ярмарке однодеревок под Киевом, и каждую весну стягивала сюда же из разных углов страны по греко-варяжскому пути купеческие лодки с товарами лесных зверогонов и бортников. Таким сложным экономическим круговоротом серебряный арабский диргем или золотая застёжка византийской работы попадали из Багдада или Царьграда на берега Оки или Вазузы, где их и находят археологи.

КЛЯЛИСЬ ПЕРУНОМ

Замечательно, что варяжская (германская) мифология не оказала никакого влияния на славянскую, несмотря на политическое господство варягов; так было по той причине, что языческие верования варягов не были ни яснее, ни крепче славянских: варяги очень легко меняли свое язычество на славянский культ, если не принимали греческого христианства. Князь Игорь, варяг по происхождению, и его варяжская дружина уже клялись славянским Перуном и поклонялись его идолу.

«НЕ ХОДИ, НО ВОЗЬМИ ДАНЬ»

Одной из причин катастрофического поражения «царя» Хельга и князя Игоря в 941 г. было то, что они не смогли найти союзников для войны с Византией. Хазария была поглощена борьбой с печенегами и не могла оказать русам действенной помощи.

В 944 г. киевский князь Игорь предпринял второй поход на Константинополь. Киевский летописец не нашел в византийских источниках никаких упоминаний об этом предприятии, и, чтобы описать новую военную экспедицию, ему пришлось «перефразировать» рассказ о первом походе.

Игорю не удалось застать греков врасплох. Корсунцы и болгары успели предупредить Константинополь об опасности. Император послал к Игорю «лучших бояр», моля его: «Не ходи, но возьми дань, юже ималъ Олегъ, придам и еще к той дани». Воспользовавшись этим, Игорь принял дань и ушел «въ свояси». Летописец был уверен, что греков испугала мощь русского флота, ибо корабли Игоря покрыли все море «бесщисла». В действительности византийцев обеспокоил не столько флот русов, о недавнем разгроме которого они не забыли, сколько союз Игоря с Печенежской ордой. Кочевья Печенежской орды раскинулись на огромном пространстве от Нижнего Дона до Днепра. Печенеги стали доминирующей силой в Причерноморье. По словам Константина Багрянородного, нападения печенегов лишали русов возможности воевать с Византией. Мир между печенегами и русами таил в себе угрозу для империи.

Готовясь к войне с Византией, киевский князь «нанял» печенегов, т.е. послал богатые подарки их вождям, и взял у них «талей»-заложников. Получив дань от императора, русы отплыли на восток, но прежде Игорь «повеле печенегам воевати болгарсъку землю». К войне против болгар печенегов подталкивали, возможно, не одни русы, но и греки. Византия не отказалась от намерения ослабить Болгарию и вновь подчинить ее своей власти. Завершив военные действия русы и греки обменялись посольствами и заключили мирный договор. Из договора следует, что сферой особых интересов Византии и Руси был Крым. Ситуация на Крымском полуострове определялась двумя моментами: давним византийско-хазарским конфликтом и появлением норманнского княжества на стыке византийских и хазарских владений. Главным опорным пунктом империи в Крыму оставался Херсонес (Корсунь). Русскому князю запрещалось «имать волости», т. е. захватывать владения хазар в Крыму. Более того, договор обязывал русского князя воевать («да воюет») с врагами Византии в Крыму. Если «та страна» (хазарские владения) не покорится, в этом случае император обещал прислать в помощь русам свои войска. Фактически Византия поставила цель изгнать хазар из Крыма руками русов, а затем поделить из владения. Соглашение было выполнено, хотя и с запозданием более чем на полвека. Киевскому княжеству досталась Тмутаракань с городами Таматархой и Керчью, а Византия завоевала последние владения хазар примерно в районе Сурожа. Прямую помощь византийцам оказал при этом конунг Сфенг, дядя киевского князя…

Мирные договоры с греками создали благоприятные условия для развития торговых и дипломатических отношений между Киевской Русью и Византией. Русы получили право снаряжать любое количество кораблей и вести торговлю на рынках Константинополя. Олег должен был согласиться с тем, что русы, сколько бы их не пришло в Византию, имеют право поступить на службу в императорскую армию без всякого разрешения киевского князя…

Мирные договоры создали условия для проникновения на Русь христианских идей. При заключении договора 911 г. среди послов Олега не было ни одного христианина. Русы скрепили «харатью» клятвой Перуну. В 944 г. в переговорах с греками помимо русов-язычников участвовали и русы-христиане. Византийцы выделили их, предоставив право первыми принести присягу и отведя их в «соборную церковь» - Софийский собор.

Исследование текста договора позволило М. Д. Приселкову предположить, что уже при Игоре власть в Киеве фактически принадлежала христианской партии, к которой относился и сам князь, и что переговоры в Константинополе вели к выработке условий установления новой веры в Киеве. Это предположение невозможно согласовать с источником. Одна из важных статей договора 944 г. гласила: «Аще убьет хрестеянин русина, или русин хрестеянина» и пр. Статья удостоверяла принадлежность русинов к языческой вере. Русские послы жили в Царьграде достаточно долго: им надо было распродать привезенные товары. Греки использовали это обстоятельство, чтобы обратить некоторых из них в христианство… Составленный опытными византийскими дипломатами договор 944 г. предусматривал возможность принятия христианства «князьями», остававшимися во время переговоров в Киеве. Заключительная формула гласила: «А иже преступить се (договор - Р. С.) от страны нашея (Руси. - Р. С.), ли князь, ли ин кто, ли крещен ли некрещен, да не имут помощи от Бога...»; преступивший договор «да будет клят от Бога и от Перуна».

Скрынников Р.Г. Древнерусское государство

ВЕРШИНА ДРЕВНЕРУССКОЙ ДИПЛОМАТИИ

Но что поразительно! На этот раз Русь настояла - и другое слово здесь трудно подобрать - на появлении в Киеве византийских послов. Закончилась полоса дискриминации северных «варваров», которые, несмотря на свои громкие победы, послушно брели в Константинополь на переговоры и здесь под неусыпными взорами византийских канцеляристов формулировали свои договорные требования, клали на бумагу свои речи, старательно переводили с греческого малознакомые им дипломатические стереотипы, а потом зачарованно смотрели на великолепие константинопольских храмоз и дворцов.

Теперь византийские послы должны были явиться для первых переговоров в Киев, и трудно переоценить всю важность, всю престижность достигнутой договоренности. …

По существу, здесь разматывался клубок всей восточно-европейской политики тех дней, в которую были вовлечены Русь, Византия, Болгария, Венгрия, печенеги и, возможно, Хазария. Здесь же шли переговоры, вырабатывались новые дипломатические стереотипы, закладывался фундамент нового долгосрочного соглашения с империей, которое должно было урегулировать отношения между странами, примирить или, по крайней мере, сгладить противоречия между ними…

А уж потом русские послы двинулись в Константинополь.

Это было большое посольство. Остались позади времена, когда пятерка русских послов противостояла всей византийской дипломатической рутине. Теперь в Константинополь направлялось престижное представительство мощного государства, состоявшее из 51 человека - 25 послов и 26 купцов. С ними шла вооруженная охрана, корабельщики…

По-иному прозвучал в новом договоре и титул русского великого князя Игоря. Затерялся и пропал куда-то эпитет «светлый», которым с таким далеко не наивным расчетом наградили еще Олега византийские канцеляристы. В Киеве, видимо, очень быстро разобрались что к чему и поняли, в какое незавидное положение ставит он киевского князя. Теперь, в договоре 944 года, этого титула нет, Зато Игорь именуется здесь так, как у себя на родине — «великий князь русский». Правда, порой в статьях, так сказать, в рабочем порядке употребляются и понятия «великий князь» и «князь». И все же совершенно очевидно, что Русь и здесь постаралась добиться перемены и настояла на том титуле, который не ущемлял ее государственного достоинства, хотя, конечно, ему еще было далеко до таких высот, как «царь» и император»...

Русь шаг за шагом, медленно и упорно завоевывала себе дипломатические позиции. Но особенно ярко это отразилось в порядке подписания и утверждения договора, о чем говорится в договоре. Текст этот настолько примечателен, что есть искушение процитировать его целиком…

Впервые мы видим, что договор подписан византийскими императорами, впервые византийской стороне поручено договором вновь послать своих представителей в Киев для того, чтобы принять клятву на договоре со стороны русского великого князя и его мужей. Впервые Русь и Византия берут на себя равные обязательства по части утверждения договора. Русь тем самым с начала выработки нового дипломатического документа до самого конца этой работы стояла на равных с империей, и само это было уже явлением примечательным в истории Восточной Европы.

Да и сам договор, который с таким тщанием вырабатывали обе стороны, стал событием экстраординарным. Дипломатия того времени не знает документа более масштабного, развернутого, обнимающего и экономические, и политические, и военно-союзные отношения между странами.