Хотя Бог находится «недалеко от каждого из нас, ибо мы Им живем и движемся и существуем» (Деян 17. 27-28), путь богопознания крайне труден и сопряжен с многочисленными опасностями духовного порядка. Поэтому поиск божественной истины, заключенной в христ. вероучении, на протяжении всей истории Церкви сопровождался не только раскрытием полноты догматического сознания и богатства веры Христовой, но и искажением церковного учения.
В древний период истории Церкви лица, искажавшие христ. веру, появлялись как в церковной среде, так и за ее пределами, поэтому церковное учение подвергалось опасности с 2 сторон. Гностики использовали его для оправдания и развития своих религиозно-философских взглядов, в то время как новообращенные христиане, не желавшие полностью порвать со своим прежним образом мыслей, искажали веру в угоду языческой философии и мифологии.
Начиная с IV в. религ. синкретизм и философский эзотеризм стали утрачивать свою привлекательность. Еретические представления в этот период наиболее часто возникали в результате ошибочного понимания христ. вероучения. Еретиками были подвергнуты сомнению фактически все догматы Церкви от триадологии до эсхатологии. Камнем преткновения для них часто служила глубина правосл. веры, постичь к-рую они хотели рассудочным путем. При этом антиномии, в виде к-рых «догматы Церкви часто представляются нашему рассудку» (Лосский В. Мистическое богословие. С. 35-36), у еретиков выглядели как неразрешимые противоречия или устранялись ими с помощью логических умозаключений. Т. о. догматическое учение Церкви рассматривалось с т. зр. рационалистического восприятия. Еретиками была утрачена важная методологическая установка, в соответствии с к-рой задача богопознания «состоит не в устранении антиномии путем приспособления догмата к нашему пониманию, но в изменении нашего ума для того, чтобы мы могли прийти к созерцанию Бого-открывающейся реальности, восходя к Богу и соединяясь с Ним в большей или меньшей мере» (Там же).
Ошибка еретиков состояла не в попытке рационального постижения христ. вероучения. Обращение к интеллектуальным способностям в христианстве необходимо; оно является непременным условием правильного познания Бога, ибо в процессе богопознания должен участвовать весь человек, все его силы и способности. Вера непонимающая и нерассуждающая есть вера «слепая»; в постижении Божественной реальности она не приносит никакой пользы. Обличая Е. в искажении христ. вероучения, Климент Александрийский не ставил им в вину стремление найти разумно обоснованную истину, но указывал на «самолюбие и погоню за суетной славой», к-рые стали основой их рассуждений. «Такие исследователи,- писал он,- становятся виновниками ересей» (Clem. Alex. Strom. VII 15 // PG. 9. Col. 525). Эти рассуждения Климента Александрийского обнаруживают истинный источник заблуждений Е.: он содержится в образе его жизни; им становятся не тварная ограниченность его разума и не его греховность, в значительной степени затрудняющая познание Бога, а самолюбие и погоня за суетной славой.
Опытные в духовной жизни отцы Церкви усмотрели важную особенность, резко отличающую Е. от др. грешников,- грех ереси отличается от проч. грехов тем, что последние в той или иной мере свойственны всем в силу греховной испорченности человеческой природы, а ересь является отчуждением от Бога. «Еретик отделяется от Бога живого и истинного и приобщается диаволу и ангелам его» ([Агафон, авва. ] 1 // Игнатий (Брянчанинов), свт. Собр. соч. М., 2005. Т. 6: Отечник. С. 52). Иными словами, если остальные грехи совершаются по слабости человеческой природы, то ересь есть результат упорства воли Е., противопоставившего себя Богу и этим уподобившегося богопротивнику диаволу.
Питательной средой для ереси становятся не случайные ошибки, допущенные по неосведомленности в догматических вопросах в силу недостаточности богословских знаний, по причине слабого умственного, духовного или культурного развития, а сознательная и устойчивая позиция Е., занятая им в религ. жизни и противопоставившая его жизни Церкви. Самолюбие и погоня за суетной славой вынуждают Е. нарушать основные нормы и принципы церковной жизни, что с неизбежностью приводит его к искажению вероучения. Сщмч. Киприан Карфагенский обвинял Е. в неповиновении церковной иерархии, что, по его словам, свидетельствовало об отсутствии у них послушания Церкви - одного из главных условий, предохраняющих христианина от любых, в т. ч. и вероучительных, заблуждений. Е., т. о., не признает апостольского преемства, следование которому, как подчеркивал сщмч. Ириней Лионский, является гарантией сохранения истины в Церкви (Iren. Adv. haer. III 2. 2).
Е., по мысли прп. Исидора Пелусиота, предпочитали не слушаться, а начальствовать, что лишало их возможности при изложении своих мнений достигать объективности. Утвердившись в собственной позиции по тому или иному вопросу вероучения, они уже ничего не хотели знать и ничему учиться. Вся их активность была направлена лишь на то, чтобы сеять «семена нового учения, не желая оставаться при том, что утверждено» (Isid. Pel. Ep. 239 // PG. 78. Сol. 1477). Такое поведение Е. вызывало к ним большое недоверие. Поэтому от них, напр., согласно 6-му прав. Вселенского II Собора не принимались обвинения в адрес епископа в совершении им церковных преступлений.
Размышляя о феномене еретичества, нек-рые из христ. писателей недоумевали, почему на протяжении истории Церкви появлялось так много Е. Казалось бы, с Боговоплощением свет Истины должен был рассеять тьму неведения и заблуждения и привести людей к подлинному богопознанию. По поводу этого недоумения прп. Исидор Пелусиот замечал, что Е. было не меньше и до Боговоплощения, поскольку «все упивались пороком», так что диаволу не было никакой нужды дополнительно искушать людей. Все «были ему подвластны»; язычников «он водил туда и сюда, как хотел»; иудеев доводил до того, что они «с неистовством предавались идолослужению и человекоубийствам». Что касается христианства, то пусть «никто не дивится тому», что в нем оказалось также очень много Е. Виновником этого является тот же диавол. «Когда с небес снизошло спасительное Слово, Которое… диаволу указало ожидающее его наказание... тогда общий всех враг, видя, что наш род… свергает с себя порок и приемлет добродетель… и услышав произнесенный над ним приговор, сильнейшую воздвиг на нас бурю и породил ереси. Не имея больше силы противостоять благочестию, старается… приводить многих в нечестие, личиною благоговения пытается извратить истину и нередко просиявших добродетельной жизнью низлагает развращенными догматами» (Isid. Pel. Ep. 90 // PG. 78. Сol. 533). Поэтому, как отмечал свт. Игнатий (Брянчанинов), «ересь - более грех диавольский, нежели человеческий; она - дщерь диавола, его изобретение…» (Игнатий (Брянчанинов), свт. Соч. СПб., 1905. Т. 4. С. 483).
Осуждение Е.
не является их наказанием или мерой воздействия со стороны Церкви на того, кто исказил фундаментальные основы христ. вероучения. В этом отношении церковный суд отличается от суда гражданского. В тех странах, где христианство является государственной религией, гражданский суд может вынести в отношении Е., подрывающего с т. зр. гос-ва его устои, весьма суровый приговор, вплоть до лишения Е. жизни. Цели церковного суда иные. Свое основание они имеют в самом христ. учении, исключающем любое подавление свободы человека и насилие. Церковный суд ни к чему не принуждает Е. Прежде всего он тщательно изучает позицию Е., занятую им в том или ином вероучительном вопросе. При этом не требует от него непременной явки в суд, а лишь приглашает прийти на судебное заседание. Такое приглашение, согласно практике Вселенских Соборов, может повторяться трижды. Если после троекратного приглашения Е. не является на судебное заседание (в период Вселенских Соборов - на заседание Собора), участники заседания выносят решение в его отсутствие.
Отказ Е. явиться для обсуждения его дела означает, что лжеучитель не изменит своей вероучительной позиции. Скорбя о его заблуждении и упорстве, Церковь вместе с тем заботится о судьбе своих верных чад, к-рым еретическая пропаганда может нанести ощутимый урон в вопросах веры и нравственности. Поэтому она предает Е. анафеме с единственной целью - защитить своих членов от тлетворного влияния. Ап. Павел писал: «Еретика, после первого и второго вразумления, отвращайся, зная, что таковой развратился и грешит, будучи самоосужден» (Тит 3. 10-11). Самоосуждение Е. означает, что он своим лжеучением сам наказывает себя, поскольку таковое является разновидностью греха. Как подчеркивает свт. Иоанн Златоуст, «грех сам есть величайшее наказание, хотя бы мы и не были наказаны» (Ioan. Chrysost. Ad popul. Antioch. 6. 6). Это хорошо понимали отцы Вселенского V Собора , когда решали вопрос о судьбе Феодора , еп. Мопсуестийского. То, что Феодор был осужден Собором как Е. после смерти, вызвало у его почитателей большое недоумение. Они считали, что их учитель, не отлученный от Церкви при жизни, «умер в общении с Церквами» (ДВС. Т. 5. С. 187). На это отцы Собора ответили, что такой аргумент - «ложь и клевета против Церкви», потому что в единстве и общении с ней умирает только тот, кто в течение всей жизни остается верным ей и ее учению. «Но то, что Феодор не сохранил и не проповедал правых догматов Церкви, известно из его богохульств» (Там же). Для отцов Собора главным было не формальное осуждение, к-рому Феодор при жизни действительно не подвергался, а то, что Е. «произносит на себя анафему самим делом, отделяя самого себя чрез свое нечестие от истинной жизни» (Там же. С. 364).
Признание кого-либо Е. является актом исключительной ответственности для Церкви. Хотя в этом вопросе она всегда действует решительно и однозначно, однако тщательно избегает поспешных выводов и необдуманных решений. В сознании того, что ересь как грех существенно отличается от мн. др. грехов, Церковь далеко не за всякую ошибку, допущенную в области христ. вероучения, признает человека Е. Такая ошибка может быть не только результатом упорного противления истине, но и следствием недостаточного богословского образования, неполной осведомленности в вопросах вероучения, неадекватного понимания догматических проблем или чрезмерного доверия авторитетам в области богословия и безотчетного следования различным богословским школам и направлениям. Простым примером такой ошибки может служить ответ на экзамене по догматическому богословию студента духовной школы, не сумевшего освоить текущий материал. Вполне вероятно, что ответ такого студента будет содержать целый ряд догматических ошибок и некоторые по формальным признакам окажутся ересями. Вина такого студента заключается лишь в том, что он не разобрался в учебном курсе и не подготовился к экзамену. Однако в области глубокого изучения фундаментальных догматических проблем таких примеров не может быть.
К случаям, в к-рых вероучительные ошибки не становятся «диавольским» грехом, по-видимому, относится формальная принадлежность человека к тому или иному еретическому сообществу. Как тот, кто формально принял Православие, но не живет в соответствии с его нормами и требованиями, по существу не является правосл. христианином, так и тот, кто принимает еретическое исповедание не как осознанное убеждение, а лишь как дань национальной или культурно-исторической традиции, не является Е. Не все из последователей еретических учений заняли точно такую же мировоззренческую, богословскую и поведенческую позицию, какой придерживались их создатели. Нисколько не умаляя ошибочности усвоенного ими вероучения и ни в коей мере не снимая с них вины за то, что они поддались еретическому соблазну, нельзя не признать, что многие из них в своем исповедании веры не пошли путем подлогов, насилия, обмана и открытого противления истине, каким шли сами ересеархи и их фанатичные последователи, совершая тем самым не обычный, а «диавольский» грех. Т. о., не всякий, исповедующий ересь, автоматически становится Е. К основоположникам еретического учения, ересеархам, увлекающим за собой множество последователей, в первую очередь могут быть отнесены слова Христа: «...горе тому человеку, через которого соблазн приходит» (Мф 18. 7); «...кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской» (Мф 18. 6).
Святитель Игнатий Брянчанинов. Избранные проповеди и письма. Слово в 1-ю неделю Великого поста О Православии
Возлюбленные братия! Началом слова нашего в Неделю православия весьма естественно быть вопросу: что есть православие?
Православие есть истинное Богопознание и Богопочитание; православие есть поклонение Богу духом и истиною; православие есть прославление Бога истинным познанием Его и поклонением Ему; православие есть прославление Богом человека, истинного служителя Божия, дарованием Ему благодати Всесвятаго Духа. Дух есть слава христиан (см. Ин. 7:39). Где нет Духа, там нет православия.
Нет православия в учениях и умствованиях человеческих: в них господствует лжеименный разум - плод падения. Православие - учение Святаго Духа, данное Богом человекам во спасение. Где нет православия, там нет спасения. "Иже хощет спастися, прежде всех подобает ему держати кафолическую веру, ея же аще кто целы и непорочны не соблюдет, кроме всякого недоумения, во веки погибнет".
Драгоценное сокровище - учение Святаго Духа! Оно преподано в Священном Писании и в Священном Предании Православной Церкви. Драгоценное сокровище - учение Святаго Духа! В нем - залог нашего спасения. Драгоценна, ничем не заменима, ни с чем не сравнима для каждого из нас наша блаженная участь в вечности: столь же драгоценен, столько же превыше всякой цены и залог нашего блаженства - учение Святаго Духа.
Чтоб сохранить для нас этот залог, святая Церковь исчисляет сегодня во всеуслышание те учения, которые порождены и изданы сатаною, которые - выражение вражды к Богу, которые наветуют нашему спасению, похищают его у нас. Как волков хищных, как змей смертоносных, как татей и убийц, Церковь обличает эти учения; охраняя нас от них и, воззывая из погибели обольщенных ими, она предает анафеме эти учения и тех, которые упорно держатся их.
Словом анафема означается отлучение, отвержение. Когда Церковию предается анафеме какое-либо учение: это значит, что учение содержит в себе хулу на Святаго Духа и для спасения должно быть отвергнуто и устранено, как яд устраняется от пищи. Когда предается анафеме человек - это значит, что человек тот усвоил себе богохульное учение безвозвратно, лишает им спасения себя и тех ближних, которым сообщает свой образ мыслей. Когда человек вознамерится оставить богохульное учение и принять учение, содержимое Православною Церковию: то он обязан, по правилам Православной Церкви, предать анафеме лжеучение, которое он доселе содержал и которое его губило, отчуждая от Бога, содержа во вражде к Богу, в хуле на Святаго Духа, в общении с сатаною.
Значение анафемы есть значение духовного церковного врачевства против недуга в духе человеческом, причиняющего вечную смерть. Причиняют вечную смерть все учения человеческие, вводящие свое умствование, почерпаемое из лжеименного разума, из плотского мудрования, этого общего достояния падших духов и человеков, в Богом открытое учение о Боге. Человеческое умствование, введенное в учение веры христианской, называется ересию, а последование этому учению - зловерием.
Апостол к числу дел плотских причисляет и ереси (см. Гал. 5:20). Они принадлежат к делам плотским по источнику своему, плотскому мудрованию, которое - смерть, которое - вражда на Бога, которое закону Божию не покаряется, ниже бо может (Рим. 8:6-7). Они принадлежат к делам плотским по последствиям своим. Отчуждив дух человеческий от Бога, соединив его с духом сатаны по главному греху его - богохульству, они подвергают его порабощению страстей, как оставленного Богом, как преданного собственному своему падшему естеству. Омрачися неразумное сердце их, - говорит апостол о мудрецах, уклонившихся от истинного богопознания, - глаголющеся быти мудри, объюродеша... премениша истину Божию во лжу... сего ради предаде их Бог в страсти безчестия (Рим. 1:21,22,25,26). Страстями бесчестия называются разнообразные блудные страсти. Поведение ересиархов было развратное: Аполлинарий имел прелюбодейную связь, Евтихий был особенно порабощен страсти сребролюбия, Арий был развратен до невероятности. Когда его песнопение, "Талию", начали читать на первом Никейском Соборе, Отцы Собора заткнули уши, отказались слышать срамословие, не могущее никогда прийти на ум человеку благочестивому. "Талия" была сожжена. К счастию христианства, все экземпляры ее истреблены: осталось нам историческое сведение, что это сочинение дышало неистовым развратом. Подобны "Талии" многие сочинения новейших ересиархов: в них страшное богохульство соединено и перемешано с выражениями страшного, нечеловеческого разврата и кощунства. Блаженны те, которые никогда не слыхали и не читали этих извержений ада. При чтении их соединение духа ересиархов с духом сатаны делается очевидным.
Ереси, будучи делом плотским, плодом плотского мудрования, изобретены падшими духами. "Бегайте безбожных ересей, - говорит святой Игнатий Богоносец, - суть бо диавольского изобретения началозлобного оного змия". Этому не должно удивляться: падшие духи низошли с высоты духовного достоинства; они ниспали в плотское мудрование более, нежели человеки. Человеки имеют возможность переходить от плотского мудрования к духовному; падшие духи лишены этой возможности. Человеки не подвержены столько сильному влиянию плотского мудрования, потому что в них естественное добро не уничтожено, как в духах, падением. В человеках добро смешано со злом и потому непотребно; в падших духах господствует и действует одно зло. Плотское мудрование в области духов получило обширнейшее, полное развитие, какого оно только может достигнуть. Главнейший грех их - исступленная ненависть к Богу, выражающаяся страшным, непрестанным богохульством. Они возгордились над Самим Богом; покорность Богу, естественную тварям, они превратили в непрерывающееся противодействие, в непримиримую вражду. Оттого падение их глубоко, и язва вечной смерти, которою они поражены, неисцелима. Существенная страсть их - гордость; они преобладаются чудовищным и глупым тщеславием; находят наслаждение во всех видах греха, вращаются постоянно в них, переходя от одного греха к другому. Они пресмыкаются и в сребролюбии, и в чревообъядении, и в прелюбодеянии. Не имея возможности совершать плотские грехи телесно, они совершают их в мечтании и ощущении; они усвоили бесплотному естеству пороки, свойственные плоти; они развили в себе эти неестественные им пороки несравненно более, нежели сколько они могут быть развитыми между человеками. Спаде с небесе, - говорит Пророк о падшем херувиме, - денница, восходящая заутра; сокрушися на земли. Ты рекл ecu во уме твоем: на небо взыду, выше звезд Божиих поставлю престол мой, буду подобен Вышнему. Ныне же во ад снидеши и во основания земли, повержен будеши на горах, яко мертвец (см. Ис. 14:12-15, 19).
Падшие духи, содержа в себе начало всех грехов, стараются вовлечь во все грехи человеков с целию и жаждою погубления их. Они вовлекают нас в разнообразное угождение плоти, в корыстолюбие, в славолюбие, живописуя пред нами предметы этих страстей обольстительнейшею живописию. В особенности они стараются вовлечь в гордость, от которой прозябают, как от семян растения, вражда к Богу и богохульство. Грех богохульства, составляющий сущность всякой ереси, есть самый тяжкий грех, как грех, принадлежащий собственно духам отверженным и составляющий их отличительнейшее свойство. Падшие духи стараются прикрыть все грехи благовидною личиною, называемою в аскетических отеческих писаниях оправданиями. Делают они это с тою целию, чтоб человеки удобнее были обольщены, легче согласились на принятие греха. Точно так они поступают и с богохульством: стараются его прикрыть великолепным наименованием, пышным красноречием, возвышенною философиею. Страшное орудие в руках духов - ересь! Они погубили посредством ереси целые народы, похитив у них, незаметно для них, христианство, заменив христианство богохульным учением, украсив смертоносное учение наименованием очищенного, истинного, восстановленного христианства. Ересь есть грех, совершаемый преимущественно в уме. Грех этот, будучи принят умом, сообщается духу, разливается на тело, оскверняет самое тело наше, имеющее способность принимать освящение от общения с Божественною благодатию и способность оскверняться и заражаться общением с падшими духами. Он малоприметен и малопонятен для незнающих с определенностию христианства и потому легко уловляет в свои сети простоту, неведение, равнодушное и поверхностное исповедание христианства. Уловлены были на время ересию преподобные Иоанникий Великий, Герасим Иорданский и некоторые другие угодники Божии. Если святые мужи, проводившие жизнь в исключительной заботе о спасении, не могли вдруг понять богохульства, прикрытого личиною, что сказать о тех, которые проводят жизнь в житейских попечениях, имеют о вере понятие недостаточное, самое недостаточное? Как узнать им смертоносную ересь, когда она предстанет им разукрашенною в личину мудрости, праведности и святости? Вот причина, по которой целые общества человеческие и целые народы легко склонились под иго ереси. По этой же причине очень затруднительно обращение из ереси к православию; гораздо затруднительнее, нежели из неверия и идолопоклонства. Ереси, подходящие ближе к безбожию, удобнее познаются и оставляются, нежели ереси, менее удалившиеся от православной веры и потому более прикрытые. Римский император, равноапостольный великий Константин писал письмо к святому Александру, патриарху Александрийскому, обличителю ересиарха Ария, увещевая его прекратить прения, нарушающие мир из-за пустых слов. Этими словами, которые названы пустыми, отвергалось Божество Господа Иисуса Христа, уничтожалось христианство. Так неведение и в святом муже, ревнителе благочестия, было обмануто недоступною для постижения его кознию ереси.
Ересь, будучи грехом тяжким, грехом смертным, врачуется быстро и решительно, как грех ума, искренним, от всего сердца преданием ее анафеме. Святой Иоанн Лествичник сказал: "Святая соборная Церковь принимает еретиков, когда они искренно предадут анафеме свою ересь, и немедленно удостаивает их святых таин, а впавших в блуд, хотя б они исповедали и оставили свой грех, повелевает по апостольским правилам, на многие годы отлучать от святых таин". Впечатление, произведенное плотским грехом, остается в человеке и по исповеди греха, и по оставлении его; впечатление, произведенное ересию, немедленно уничтожается по отвержении ее. Искреннее и решительное предание ереси анафеме есть врачевство, окончательно и вполне освобождающее душу от ереси. Без этого врачевства яд богохульства остается в духе человеческом и не престанет колебать его недоумениями и сомнениями, производимыми неистребленным сочувствием к ереси; останутся помыслы, взимающиеся на разум Христов (2 Кор. 10:4-5), соделывающие неудобным спасение для одержимого ими, одержимого непокорством и противлением Христу, пребывшего в общении с сатаною. Врачевство анафемою всегда признавалось необходимым святою Церковию от страшного недуга ереси. Когда блаженный Феодорит, епископ Кирский, предстал на четвертом Вселенском Соборе пред Отцами Собора, желая оправдаться в взведенных на него обвинениях: то Отцы потребовали от него, прежде всего, чтоб он предал анафеме ересиарха Нестория. Феодорит, отвергавший Нестория, но не так решительно, как отвергала его Церковь, хотел объясниться. Отцы снова потребовали от него, чтоб он решительно, без оговорок, предал анафеме Нестория и его учение. Феодорит опять выразил желание объясниться, но Отцы опять потребовали от него анафемы Несторию, угрожая в противном случае признать его еретиком. Феодорит произнес анафему Несторию и всем еретическим учениям того времени. Тогда отцы прославили Бога, провозгласили Феодорита пастырем православным, а Феодорит уже не требовал объяснения, извергши из души своей причины, возбуждавшие нужду в объяснении. Таково отношение духа человеческого к страшному недугу ереси.
Услышав сегодня грозное провозглашение врачевства духовного, примем его при истинном понимании его и, приложив к душам нашим, отвергнем искренно и решительно те гибельные учения, которые Церковь будет поражать анафемою во спасение наше. Если мы и всегда отвергали их, то утвердимся голосом Церкви в отвержении их. Духовная свобода, легкость, сила, которые мы непременно ощутим в себе, засвидетельствуют пред нами правильность церковного действия и истину возвещаемого ею учения.
Провозглашает Церковь: "Пленяющим разум свой в послушание Божественному Откровению и подвизавшихся за его ублажаем и восхваляем; противящихся истине, если они не покаялись пред Господом, ожидавшим их обращения и раскаяния, если они не восхотели последовать Священному Писанию и Преданию первенствующей Церкви, отлучаем и анафематствуем".
"Отрицающим бытие Божие и утверждающим, что этот мир самобытен, что все совершается в нем без промысла Божия, по случаю: анафема".
"Говорящим, что Бог - не дух, а вещество, также не признающим Его праведным, милосердым, премудрым, всеведущим и произносящим подобные сему хуления: анафема".
"Дерзающим утверждать, что Сын Божий не единосущен и не равночестен Отцу, также и Дух Святый; не исповедующим, что Отец, Сын и Святой Дух - един Бог: анафема".
"Позволяющим себе говорить, что к нашему спасению и очищению от грехов не нужно пришествия в мир Сына Божия по плоти, Его вольные страдания, смерть и воскресение: анафема".
"Не приемлющим благодати искупления, проповедуемого Евангелием, как единственного средства к оправданию нашему пред Богом: анафема".
"Дерзающим говорить, что пречистая Дева Мария не была прежде рождества, в рождестве и по рождестве Девою, анафема".
"Не верующим, что Святый Дух умудрил Пророков и Апостолов, чрез них возвестил нам истинный путь ко спасению, засвидетельствовав его чудесами, что Он и ныне обитает в сердцах верных и истинных христиан, наставляя их на всякую истину: анафема".
"Отвергающим бессмертие души, кончину века, будущий суд и вечное воздаяние за добродетели на небесах, а за грехи - осуждение, анафема".
"Отвергающим таинства Святой Христовой Церкви, анафема".
"Отвергающим Соборы святых Отцов и их Предания, согласующие Божественному Откровению, благочестно хранимые православнокафолическою Церковию: анафема".
Божественная Истина вочеловечилась, чтоб спасти Собою нас, погибших от принятия и усвоения убийственной лжи. Аще вы пребудете во словеси Моем, - вещает она, - если вы примете Мое учение, и пребудете верными ему, воистинну ученицы Мои будете, и уразумеете Истину, и Истина свободит вы (Ин. 8:31-32). Пребыть верными учению Христову может только тот, кто с решительностию отвергнет и постоянно будет отвергать все учения, придуманные и придумываемые отверженными духами и человеками, враждебные учению Христову, учению Божию, наветующими целость и неприкосновенность его. В неприкосновенной целости хранится откровенное учение Божие единственно и исключительно в лоне Православной Восточной Церкви. Аминь.
Символ святого Афанасия Великого, патриарха Александрийского. Псалтирь с восследованием.
Лествица. Слово 1.
Житие преподобного Ефрема Сирина.
Церковная история Флери, т. 2, кн. 27, гл. 28.
Церковная история Флери, т. 1, кн. 10, гл. 36 и кн. 11.
Святой Игнатий Богоносец. Послание 1-е к траллийцам.
Святой Игнатий Богоносец. Послание к филипписеям.
Святой Василий Великий называет падшего духа родителем страстных плотских сладостей. См. Канонник, молитвы от осквернения.
Преподобный Авва Дорофей. Поучение 5, о еже не составляти свой разум.
Церковная история Флери, т. 1, кн. 10, гл. 42.
Лествица. Слово 15, гл. 47.
Лаодикийского Собора правило 6.
Церковная история Флери, т. 2, кн. 20, гл. 24.
Последование в Неделю православия.
«Странное влияние имеют раскол и ересь на самое тело человека! Ожесточение духа сообщается телу. Не для всех заметно это при жизни человека, но по смерти тело еретика и раскольника мгновенно каменеет, мгновенно начинает издавать неприступное зловоние . И это совершается особенно над теми из них, которые проводили самую строго-подвижническую жизнь и были знаменитыми учителями своей секты и заслужили всеобщее уважение слепотствующего мира; они-то и издают по смерти своей самое ужасное зловоние; из иссохших тел их открываются потоки смердящего гноя; затруднительно совершение погребения их и присутствие при нем. Бесы соприсутствуют могилам их и являются при них в разных видах или для устрашения, или для обольщения»
Святитель Игнатий Брянчанинов
Святитель Игнатий (Брянчанинов) (1807-1867): « Сущность этого греха — богохульство.
Будучи собственно грехом ума, ересь не только омрачает ум, но и сообщает особенное ожесточение сердцу, убивает его вечною смертию.
Этим грехом человек всего ближе уподобляется падшим духам, которых главный грех — противление Богу и хула на Бога.
Отличительное свойство падших духов — гордость; отличительное свойство и еретиков — гордость, которой очевиднейшее проявление состоит в презрении и осуждении всех, не принадлежащих к их секте, омерзение ими, лютая ненависть к ним. Но существенное проявление гордости в еретиках и раскольниках состоит в том, что они, отвергши богопознание и богослужение, открытые и преподанные Самим Богом, усиливаются заменить их богопознанием и богослужениями самовольными, богохульными и богопротивными
. Зараженного ересью и расколом диавол не заботится искушать другими страстями и грехами очевидными. И зачем искушать диаволу того и бороться с тем, кто при посредстве смертного греха — ереси — и убит вечною смертию, и заживо уже составляет достояние диавола? Напротив того, диавол поддерживает еретика и раскольника в воздержании и прочих наружных подвигах и видах добродетели, чтоб этим поддерживать его в самодовольстве и заблуждении, а правоверных личиною святости, которую носит на себе еретик, привлечь к ереси или, по крайней мере, привести к оправданию и некоторому одобрению ее, также к сомнению в правоверии и к холодности к нему.
Обладающий сокровищем подвергается нападениям разбойников, а у кого нет ничего, того не беспокоят разбойники. Имеющий сокровище правоверия жестоко наветуется врагом! Враг усильно нападает на правоверного, старается представить его пред обществом человеческим в состоянии побеждения, с такою же целию, с какою старается представить еретика добродетельным и достойным уважения. С такою же неудобопостижимою хитростию действует лукавый дух в пользу ереси и во вред истинного христианства. К несчастию, эта кознь его весьма удается ему! Ею он уловляет в погибель тысячи чело веков.
Многие проводили самую строгую подвижническую жизнь, пребывая в ереси или расколе; когда ж приняли Православие, подверглись различным слабостям. К какому это должно привести заключению? К такому, что в первом состоянии враг не ратовал против них, признавая их своими, а во втором — восстал против тех лютою войною, как против таких, которые явно объявили и исповедали себя противниками его…
Еретику неудобоприступно покаяние и познание Истины. Доступнее покаяние и истинное богопознание для прелюбодеев и уголовных преступников, нежели для еретика и раскольника, особливо если он ученый и подвижник…
Несродно чувство покаяния тому, кто вполне доволен собою , а кругом себя видит только соблазн и недостатки всех родов. Признающему себя разумным паче всех несродны алкание и жажда безпредельной Божественной Истины, вполне насыщающей питомца своего и возбуждающей таким насыщением еще большую алчбу и жажду благодатной правды. Несродно отвергнуть свое богохульство тому, кто признает это богохульство святою Истиною ; несродно ему узнать святую Истину, потому что самый орган зрения, душевное око, ум его, ослеплен ложью. Обращение еретика и раскольника к правоверию — особенная милость Божия — устраивается особенным Промыслом Божиим для избранников, известных Единому Богу. Человеческие средства к обращению раскольников и еретиков безсильны…
Хотя на Первом Никейском Соборе против Ария и его единомышленников стояли светильники Церкви: Афанасий Великий, Николай Чудотворец, Иаков Низибийский (Низибии чудотворец), Спиридон Тримифунтский, хотя действовали не только силою слова, но и силою знамений, однако не смягчили ожесточенного сонмища еретического и ересиарха Ария, до конца жизни пребывшего упорным и верным своему заблуждению, как повествует церковная история.
Словопрение — самое слабое оружие против еретиков, оружие более вредное, нежели полезное . Оно делается таким сообразно свойству душевного недуга — ереси. Гордая ересь не терпит обличений, не терпит побеждения. От обличений она ожесточается; от побеждений приходит в неистовство . Это доказали безчисленные опыты. Побеждается ересь кротким увещанием; еще удобнее — молчаливым приветствием, смирением, любовию, терпением и долготерпением, молитвою прилежною, исполненною соболезнованием о ближнем и милосердием к нему. Ересь не может быть побеждена человеком, потому что она изобретение, начинание демонское. Победителем ее может быть един Бог, призванный к борьбе с нею и к поражению ее смирением человека пред Богом и любовию этого человека к ближнему.
Желающий успешно сражаться против ереси должен быть вполне чужд тщеславия и вражды к ближнему, чтоб не выразить их какою насмешкою, каким колким или жестким словом, каким-либо словом блестящим, могущим отозваться в гордой душе еретика и возмутить в ней страсть ее. Помазуй струп и язву ближнего, как бы цельным елеем, единственно словами любви и смирения, да призрит милосердый Господь на любовь твою и на смирение твое, да возвестятся они сердцу ближнего твоего и да даруется тебе великий Божий дар — спасение ближнего твоего. Гордость, дерзость, упорство, восторженность еретика имеют только вид энергии, в сущности они — немощь, нуждающаяся в благоразумном соболезновании. Эта немощь только умножается и свирепеет, когда против нее действуют безрассудною ревностию, выражающеюся жестким обличением ». (Святитель Игнатий Брянчанинов «Понятие о ереси и расколе. Ересь — грех ума»).
Всю свою историю, особенно в первые века своего существования, Церковь боролась с различными ересями. Их было очень много. Арианство и несторианство, монофизитство и монофелитство, манихейство и гностицизм, иконоборчество и антитринитарии… Отклонения человеческого разума от Церковной Истины в богословских вопросах были весьма многочисленны и разнообразны.
С древнегреческого языка слово ἡ αἵρεσις (hairesis), от которого и произошло русское слово «ересь», переводится как - «взятие», «овладение», «выбор», поскольку в свою очередь произошло от глагола αἱρέω (haireo) - «брать», «хватать», «ловить», «завладевать».
Иногда слово ἡ αἵρεσις использовалось в достаточно нейтральном смысле, особенно поначалу, и означало философское или религиозное направление, учение или школу. Так, например, в «Деяниях апостолов» ересями названы религиозно-политические партии фарисеев и саддукеев (Деян: 5,17; 15,5; 26,5).
Даже христианское учение в Священном Писании однажды названо ересью в этом нейтральном значении (Деян: 28, 22).
Однако уже в апостольских посланиях это слово начинает приобретать другой смысл - учение, которое противостоит правильной вере и отрицает истину.
Ересь - это произвольный выбор, который выхватывает из учения Церкви лишь какую-то его часть, искажает и отбрасывает тем самым целостность вероучения.
Здесь можно процитировать А.Л. Дворкина: «Слово еретик… означает человека, делающего произвольный выбор под руководством собственных идей и желаний. Термин этот по происхождению христианский, и, следовательно, для того чтобы стать еретиком в святоотеческом смысле этого слова, человек изначально должен был пребывать в истине».
Как утверждают святые отцы, ересь - «грех ума, грех духа» (святитель Игнатий Брянчанинов), когда люди слишком много надежд возлагают на свой, человеческий, разум. Отличительный признак еретиков - гордость, которая выражается в презрении и отвержении всех, кто не разделяет их взглядов, в том, что в окружающих их людях и жизни они видят преимущественно лишь недостатки и многочисленные соблазны.
Необходимость принадлежать лишь узкому кругу людей заставляет ожесточенно держать оборону против всего остального мира, учит непримиримости и постоянно склоняет впадать в грех осуждения.
При этом спорить с еретиками бесполезно и даже вредно, поскольку они из-за своей гордости не терпят упреков и в ответ только ожесточаются. Чтобы помочь им освободиться от заблуждения, нужны совсем иные средства. Вот что по этому поводу писал святитель Игнатий Брянчанинов: «Гордая ересь не терпит обличений, не терпит побеждения. От обличений она ожесточается; от побеждений приходит в неистовство. Это доказали бесчисленные опыты. Побеждается ересь кротким увещанием; еще удобнее - молчаливым приветствием, смирением, любовию, терпением и долготерпением, молитвою прилежною, исполненною соболезнованием о ближнем и милосердием к нему… Желающий успешно сражаться против ереси должен быть вполне чужд тщеславия и вражды к ближнему, чтоб не выразить их какою насмешкою, каким колким или жестким словом, каким-либо словом блестящим, могущим отозваться в гордой душе еретика и возмутить в ней страсть ее… Гордость, дерзость, упорство, восторженность еретика имеют только вид энергии, в сущности они – немощь, нуждающаяся в благоразумном соболезновании».
(моя переработанная статья из «Независимой газеты» от 15.07. 1993)
В Отечнике епископа Игнатия Брянчанинова говорится о преподобном Агафоне, которого однажды посетили его некоторые братия и захотели испытать его смирение и терпение. Они упрекали его в гордости, злоречии и развратной жизни. Все эти пороки старец признавал в себе и слезно просил посетителей помолиться о нем. Когда же они назвали его еретиком, старец сказал, что он отнюдь не еретик. На вопрос братии, – почему обвинение в ереси встревожило его, он отвечал: "потому что ересь есть отчуждение от Бога. Еретик отлучается от Бога живого и истинного, и приобщается диаволу и ангелам его. Отлученный от Христа (конечно через исповедуемое им ложное учение о Христе) уже не имеет Бога, Которого он мог бы умолить о грехах своих, и во всех отношениях есть погибший".
Однако, почему авва Агафон отвечал именно так, и есть ли так на самом деле? Ведь любой грех, будь он чувственным или умственным, против самого ли Бога или против ближнего, отчуждает человека от Бога и Его благодати… Если обращаться к текстам Нового Завета как главнейшего источника нашего Предания, то можно найти различной силы свидетельства о ересях, в зависимости от конкретной проблемы, возникавшей перед первыми христианскими общинами. Само слово «ересь», означающее «выбор», восходит к греческому слову со значением «хватаю, избираю, убеждаю». По поводу разногласий внутри Коринфской Церкви, касавшихся братских трапез, сопряженных с вкушением Вечери Господней, апостол Павел писал: «…слышу, что когда вы собираетесь в Церковь, между вами бывают разделения, чему отчасти и верю. Ибо надлежит быть и разномыслиям (буквально – «ересям») между вами, дабы открылись между вами искусные» (1 Кор. 11, 18-19). Эти слова в дальнейшем оказались пророческими: разделения среди христиан по различным как важным, так и несущественным вопросам сопутствовали всей церковной истории вплоть до сегодняшних дней, когда они нисколько не ослабевают. И если это касалось часто практической и бытовой жизни христиан, то в отношении самих тайн Божиих тем более. В самом деле, истина, открытая нам во Христе, - одна, всецела, вековечна и неизменяема: «Христос вчера, сегодня и во веки Тот же» (Евр. 13, 8). Но она не может быть никем и никогда выражена до конца словами, рационально воспринята и объяснима, по немощи и ограниченности человеческой. К ней можно приобщиться лишь в бытии своем, в опыте, будучи членом Тела Христова; однако, по словам апостола Павла, «мы отчасти знаем и отчасти пророчествуем» (1 Кор. 13, 9) и «видим как бы сквозь тусклое стекло (буквально – «как в зеркале»), гадательно» (1 Кор. 13, 12). И Церковь, с одной стороны, устами ап. Павла допускает возможность и неизбежность разномыслий (ересей), а с другой, на протяжении всей ее истории с ними борется, ибо тот же апостол, например, призывает: «Еретика, после первого и второго вразумления, отвращайся, зная, что таковой развратился и грешит, будучи самоосужден» (Тит. 3, 10-11). Как это совместить? Не всякого рода разномыслия уместны и позволительны, и не всякие способы их осуществления. Одно дело – сознавать определенную ограниченность и несовершенство своего мировоззрения, его относительность, и не навязывать его окружающим членам Церкви, но совсем другое – настаивать на абсолютной правильности и непогрешимости собственных суждений, идущих вразрез с Писанием и Преданием, что было характерно для большинства крупных еретических религиозных движений. В первые века Христианства и в раннем Средневековье поставщиком ересей, преимущественно догматического характера, был Восток. В Византии в эпоху Вселенских Соборов еретики не стеснялись идти на многочисленные политические интриги для привлечения на свою сторону императорской власти и достижения тем самым реванша; в ход пускались доносы и обвинения, ничего общего с богословием не имевшие, и расправа с неугодными императорской власти личностями шла довольно успешно, не исключая прямое насилие. Что порождало и противодействие в условиях, благоприятствовавших православным, когда подобным же образом поступали с еретиками. Однако принцип использования догматов и канонов не как истин веры, подлежащих постепенному молитвенному усвоению в свете Откровения, а как инструмента расправы с инакомыслящими в политической и придворной борьбе в императорской Византии или даже в предреволюционной России (случай подавления противников церковной реформы патр. Никона или движения имяславцев на Афоне) остается еще не вполне преодоленным отягчающим наследием той сложной эпохи. Сами же догматические ереси промыслительно внесли немалый вклад в развитие богословской мысли, поскольку ставили определенную проблему и требовали ее решения. К этому можно относиться спокойно, поскольку каждый из нас еретик в потенции, не могущий вместить в себя всю полноту мудрости Писания и Предания. Это в равной степени относится и к фундаменталистским богословам, и к либеральным. К тому же, ересь ереси рознь, и степени их опасности - тоже. Ересь может быть опасной тогда, когда она организованно противопоставляется соборной точке зрения и навязывается государственными и иными методами, и это неизбежно порождает конфликты. Тогда созываются соборы и принимаются соответствующие решения. Если она выражается лично от себя в спокойном тоне и в искреннем поиске истины, не навязываясь никому, это вполне может быть сродни теологуменам, которые встречались и у древних отцов Церкви, и у видных богословов ХХ века. Еретиков всегда было гораздо больше, значительно больше внутри самой Церкви, нежели принято думать.
Начиная с позднего Средневековья генератором ересей, как правило социально-политической окраски, становится преимущественно Запад. И здесь опять у каждой еретической секты (катары, патарены, альбигойцы, апостольские братья, табориты, гуситы, анабаптисты) те же деспотические мотивы, та же претензия на исключительность и непогрешимость их вождей. Убийства священнослужителей, осквернение храмов, сожжение крестов и икон, терроризм сопровождают всю их активную деятельность, о чем подробно описано в книге И.Р. Шафаревича «Социализм как явление мировой истории». Постепенно чисто догматические ереси уходят на задний план, а социально-политические вырождаются либо в безрелигиозные, либо в открыто богоборческие философские доктрины, при сохранении притом их еретических религиозных корней. Семена от этих мутантов, перенесенные западным ветром на российскую почву, до сих пор дают либо ядовитые, либо несъедобные малопригодные плоды. Ибо от наводнений общества ложными мировоззрениями и поныне происходят все разделения, нестроения, несчастья, бедствия и даже войны. Особенно чреваты роковыми последствиями приходы еретиков к власти и вершение ими судеб миллионов людей. В обществе, где утрачена способность испытывать духов, еретики могут избираться на демократических выборах большинством голосов или же приходить к власти насильственным путем, а общественно-политическое государственное устройство здесь никакого значения не имеет. По происхождению своему ересь восходит к грехопадению человека, соблазнившегося на познание добра и зла и вынужденного с тех пор довольствоваться отрывочным, фрагментарным, избирательным, то есть по сути дела еретическим их познанием во взаимном смешении того и другого. И это последствие первородного греха довлеет не только над классическими еретиками, но и над правоверными христианами, у которых слова вероисповедания расходятся с их реальными делами и практическими плодами их веры.
Но почему же среди многих верующих и даже святых отцов существовала такая боязнь согрешить в неправомыслии? Видимо, изначально она коренится в том, что вообще каждое человеческое суждение и любая философская доктрина могут иметь какую-то долю истины, но именно долю, а не всю полноту ее, которая относится лишь к Церкви, «полноте Наполняющего все во всем» (Еф. 1, 23), а ведь многие христиане так жаждали этой чистоты и полноты! Но раз вне ее нет полноты, но есть множество разных частичных множественных истин, то эти доли истины будут неизбежно соседствовать с долей лжи и рискуют зачастую быть совершенно неотделимыми и неотличимыми от лжи. Есть ли чистая ложь сама по себе в духовной сфере? Нет, как нет в мире и чистого, абсолютного зла. Диавол, отец лжи, именно тем и опасен, что, будучи одним из первых творений Божьих, как раз обладает немалой «долей истины», не отделимой от явной лжи, которая тем самым однажды совратила человека и поспособствовала его падению, так как «сам сатана принимает вид Ангела света» (2 Кор. 11, 14). Вот почему и говорит Христос: «Кто не со Мною, тот против Меня, и кто не собирает со Мною, тот расточает» (Мф. 12, 30; Лк. 11, 23). Или, по слову апостола Иоанна, «Кто лжец, если не тот, кто отвергает, что Иисус есть Христос? Это антихрист, отвергающий Отца и Сына» (1 Ин. 2, 22). Эти, да и многие другие высказывания Писания, несомненно, не допускают никаких разномыслий в духе современного либерального свободомыслия. Но характерный соблазн в истории христианской Церкви, и в особенности на Западе, заключался в допущении возможности постижения истины преимущественно интеллектуальным путем, а также индивидуального обладания ею, при правильном словесном ее выражении! В упрощенной форме это означало принятие определенного набора теоретических постулатов (в более поздние секулярные времена – деклараций и лозунгов), выдаваемых за аксиомы, по которым в дальнейшем выстраивалось индивидуальное мировоззрение или/и жизнь целых групп людей. В Римской Церкви это приняло законченный вид в представлении о папе как о «наместнике Христа» на Земле и о непогрешимости его в вопросах вероучения, в появлениях в Средние века грандиозных теологических трактатов типа «Суммы Теологии» Фомы Аквинского. Восточному богословию это все было более чуждо, хотя нежелательному влиянию рационализма оно также подвергалось в последние века. На Востоке, тем не менее, лучше чувствовали, что «всяк человек ложь» (Пс. 115) и что православное богословие в глубине своей апофатично. Православные лучше чувствовали, что истина одна; знали, что (или, точнее, Кто) есть она, но чаще настаивали на ее окончательной неизреченности. Догматы Церкви как раз и раскрывают ее недосягаемость формальной логикой. Отказ от апофатизма, как считает современный греческий богослов Христос Яннарас, укоренился в юридическом духе римской традиции. Он даже обвиняет блаж. Августина в том, что тот перенес дух строгой объективности на область гносеологии: «Так впервые в истории истина была отождествлена с ее определением, а познание (то есть обладание истиной) – с индивидуальным усвоением формулировок. Истина оказалась оторванной от динамики жизни, была сведена к чисто рассудочному моменту, к правильному способу рассуждения… Правильное мышление подменяет собой динамичную неопределенность жизни, жизнь втискивается в рамки логики (ratio), логика возводится на уровень высшего авторитета, будь то моральные нормы или же требования общественной и политической практики. Морализм и тоталитаризм, эти два типичных порождения западноевропейской цивилизации, берут свое начало в мысли Августина»
(«Вера Церкви»).
Здесь наш современник несколько переборщил насчет Августина, хотя отдельные его воззрения, вытекавшие из его объективации Божественной благодати, как, например, допущение вечных адских мук для некрещеных младенцев, бесспорно, малосимпатичны. Но в принципе святоотеческая установка в идеале исключает всякое проявление тоталитаризма, пусть даже если в мире, лежащем во зле, где царит путаница добра и зла, в действительности может все обстоять несколько иначе. Чтобы избежать в практической церковной жизни претензий на исключительность и непогрешимость, нередко превращающих православных в тех же сектантов (в реальной жизни, увы, случается так, что любой архиерей или даже настоятель прихода оказывается «мини-папой» в местном масштабе), надо также придерживаться апофатического принципа в отношении самой Церкви как мистического Тела Христова и признать, что ее границы неопределимы для нашего «евклидова» сознания. И также признать множество различных степеней и оттенков принадлежности к этому Телу, подобно тому, как существуют разные степени воцерковления среди самих православных. Каждый отдельно взятый христианин, будь он православным, католиком, коптом и т.д., в той или иной степени может быть неявным, потенциальным еретиком, будучи хотя и причастным к сверхрассудочной благодатной полноте Церкви, но бессильным до конца выразить эту причастность. И если познание Бога и Его действий в нашем мире все-таки не имеет предела, то все знания, которые Церковь накопила за 2000 лет своего существования, составляют ничтожную долю от того, что человечество Тела Христова еще может познать и о Нем, и о себе самих. То есть – все мы еретики перед Богом, поскольку все несовершенны ни в знаниях, ни в чистоте жизни. И значит, одним еретикам судить других – заранее бесперспективное занятие. Богословские несогласия могут быть поводом для временных и пространственных разделений, но далеко не всегда имеют основания для исключения друг друга от членства в Теле Христовом. «Если кто скажет слово на Сына Человеческого, простится ему; если же кто скажет на Духа Святого, не простится ему ни в сем веке, ни в будущем» (Мф. 12, 32). «Иоанн сказал: Наставник! Мы видели человека, именем Твоим изгоняющего бесов, и запретили ему; потому что он не ходит с нами. Иисус сказал ему: не запрещайте; ибо кто не против вас, тот за вас» (Лк. 9, 49-50).