В мире есть палачи и жертвы,
но и есть ещё третьи – борцы!
Верят сплетням верней, чем любимым.
Если бабы в политику ввязываются,
Значит, бабья обиженность есть.
Как стыдно молчащим мужчинам, когда
Трибуном становится женщина.
И драма Рима – драма храма,
который в сутолке веков
набит богами, словно хламом,
и в то же время – без богов.
Искусство – съёмка трюковая, та трюковая, роковая,
где выжимают полный газ.
Когда все молятся портрету
Того, кто давит мысль и честь,
Единомышленников нету -
Лишь соумышленники есть.
Коммунизм для меня – самый высший интим,
А о самом интимном не треплются.
…Конец таланта
Есть невозможность мятежа.
Люби людей – и в людях разберёшься.
Люди живые – они утруждают.
Нежностью только за смерть награждают.
Люди сутулятся, выпивают.
Люди один за другим выбывают,
и произносятся для истории
речи о них – в крематории.
Мачеха, пусть с доброю душою, -
она, понятно, всё-таки не мать.
Мы, чем взрослей, тем больше откровенны.
За это благодарны мы судьбе.
И совпадают в жизни перемены
с большими переменами в себе.
На свободе быть позорно,
когда почётно сесть в тюрьму.
На частности разменивая дух,
мы в сторону бежим от обобщений.
…Нет священнее
природной тяги быть счастливым…
…Но будь правдив. Любую фальшь твою
Сочтут, быть может, фальшью коммунизма.
Но и превратности в судьбе,
но и удары, и утраты,
жизнь, за прекрасное в тебе
такая ли большая плата?!
От быта, от житейского расчёта,
от бледных скептиков и розовых проныр
нас тянет вдаль мерцающее что-то,
преображая отсветами мир.
Очарованья ранние прекрасны.
Очарованья ранами опасны.
Плохих народов нет. Но без пощады
Я вам скажу, хозяев не виня:
У каждого народа – свои гады.
Повинен разве гвоздь, что лезет в стену?
Его вбивают обухом в неё.
Поэт в России – больше, чем поэт.
В ней суждено поэтами рождаться
тому, в ком бродит дух гражданства,
кому уюта нет, покоя нет.
Поэты в России рождались
с дантесовой пулей в груди.
Поэтом вечно движет стыд,
его кидая в необъятность,
и он костьми мосты мостит,
оплачивая неоплатность.
Предощущение стиха
у настоящего поэта
есть ощущение греха,
что совершён когда-то, где-то.
Пусть каждый входит в жизнь с таким обетом:
помочь тому, что долженствует цвесть,
и отомстить, не позабыв об этом,
всему тому, что заслужило месть!
С музыкой вам не справиться,
Музыка справится с вами!
Самосохранения инстинкт
не сохраняет нас, а убивает.
Самоуверенность блаженна
а неуверенность грешна.
Души подспудные броженья
подёргивает льдом она.
Сказки ревности бабьей не сказываются,
А вынашиваются, как месть.
Так надо жить – не развлекаться праздно!
Идти на смерть, забыв покой, уют,
И говорить – хоть три минуты – правду!
Хоть три минуты! Пусть потом убьют!
Усердье в подозреньях не заслуга.
Слепой судья народу не слуга.
Страшнее, чем принять врага за друга,
принять поспешно друга за врага.
Цари, короли, императоры,
властители всей земли
командовали парадами,
но юмором – не могли.
Чем больше я живу на этом свете,
Тем больше пепла в сердце мне стучит.
Евгений А. Евтушенко (18 июля 1932 - 1 апреля 2017) русский актёр, поэт, прозаик, публицист, режиссёр, сценарист
Показано 1-18 из 132
Голос в телефонной трубке
Если б голос можно было целовать,
Я прижался бы губами к твоему,
Шелестящему внутри, как целый сад,
Что-то шепчущий, обняв ночную тьму.
Если б душу можно было целовать,
К ней прильнул бы, словно к лунному лучу.
Как бедны на свете те, чья цель - кровать,
Моя цель - душа твоя. Её хочу.
Я хочу твой голос. Он - твоя душа.
По росе хочу с ним бегать босиком,
И в стогу, так нежно колющем, греша,
Кожи голоса коснуться языком.
И, наверно, в мире у тебя одной
Существует - хоть про все забудь! -
Этот голос, упоительно грудной,
Тот, что втягивает в белый омут - в грудь.
Любовь неразделенная страшна,
но тем, кому весь мир лишь биржа, драка,
любовь неразделенная смешна,
как профиль Сирано де Бержерака.
Один мой деловитый соплеменник
сказал жене в театре «Современник»:
«Ну что ты в Сирано своем нашла?
Вот дурень! Я, к примеру, никогда бы
так не страдал из-за какой-то бабы...
Другую бы нашел - и все дела».
В затравленных глазах его жены
забито проглянуло что-то вдовье.
Из мужа перло - аж трещали швы! -
смертельное духовное здоровье.
О, сколько их, таких здоровяков,
страдающих отсутствием страданий.
Для них есть бабы: нет прекрасной дамы.
Разве же можно,
чтоб все это длилось?
Это какая-то несправедливость...
Где и когда это сделалось модным:
«Живым - равнодушье,
внимание - мертвым?»
Люди сутулятся,
выпивают.
Люди один за другим
выбывают,
и произносятся
для истории
нежные речи о них -
в крематории...
Что Маяковского жизни лишило?
Что револьвер ему в руки вложило?
Ему бы -
при всем его голосе,
внешности -
дать бы при жизни
хоть чуточку нежности.
Люди живые -
они утруждают.
Нежностью
только за смерть награждают.
Мальчик-лгальчик
подлипала,
мальчик-спальчик с кем попало,
выпивальчик,
жральчик,
хват,
мальчик,
ты душою с пальчик,
хоть и ростом дылдоват.
Надувальчик,
продавальчик,
добывальчик,
пробивальчик,
беспечальник,
хамом хам,
ты, быть может, убивальчик
в перспективе где-то там.
Неужели,
сверхнахальчик,
книг хороших нечитальчик,
если надо, -
то кричальчик,
если надо, -
то молчальчик,
трусоват, как все скоты,
ты еще непонимальчик,
что уже не мальчик ты?
Нас в набитых трамваях болтает,
Нас мотает одна маета,
Нас метро, то и дело, глотает,
Выпуская из дымного рта.
В шумных улицах, в белом порханьи
Люди ходим мы рядом с людьми,
Перемешаны наши дыханья,
Перепутаны наши следы, перепутаны наши следы.
Из карманов мы курево тянем,
Популярные песни мычим,
Задевая друг друга локтями,
Извиняемся или молчим.
По Садовым, Лебяжьим и Трубным
Каждый вроде отдельным путём,
Мы не узнанные друг другом,
Задевая друг друга идём.
Вы полюбите меня. Но не сразу.
Вы полюбите меня скрытоглазо.
Вы полюбите меня вздрогом тела
Будто птица к вам в окно залетела.
Вы полюбите меня - чистым, грязным
Вы полюбите меня - хоть заразным.
Вы полюбите меня знаменитым
Вы полюбите меня в кровь избитым.
Вы полюбите меня старым, стертым
Вы полюбите меня - даже мертвым.
Вы полюбите меня?! Где ваш разум?
Вы разлюбите меня. Но не сразу
Потеряла Россия в России Россию.
Она ищет себя,
как иголку в стогу,
как слепая старуха,
бессмысленно руки раскинув,
с причитаньями ищет
бурёнку свою на лугу.
Мы сжигали иконы свои.
Мы не верили собственным книгам.
Мы умели сражаться лишь с пришлой бедой.
Неужели не выжили мы
лишь под собственным игом,
сами став для себя
хуже, чем чужеземной ордой?
Боюсь не справиться с лицом,
когда тебя увижу где-то,
и завершится всё концом,
в котором больше нет секрета.
Боюсь не справиться с душой,
боюсь не справиться и телом,
чтоб над тобой и надо мной
не надругались миром целым.
Боюсь - не знаю от чего -
тебя, как тайного богатства.
боюсь - и более всего -
его пропажи не бояться.
Сегодня мне не нравится повышенная озлобленность людей друг к другу и сильно возросшее чувство зависти. Только отчасти это можно объяснить социальным неравенством. Такой переозлобленности, особенно когда читаешь интернет, я не видел никогда. Нужно избавляться от этого. Надо не только других научиться любить, но и самих себя. Мы очень легко оскорбляем друг друга.
Весенней ночью думай обо мне
и летней ночью думай обо мне,
осенней ночью думай обо мне
и зимней ночью думай обо мне.
Пусть я не там с тобой, а где-то вне,
такой далекий, как в другой стране,-
на длинной и прохладной простыне
покойся, словно в море на спине,
отдавшись мягкой медленной волне,
со мной, как с морем, вся наедине.
Да здравствует движение, и жаркость,
и жадность, торжествующая жадность!
Границы мне мешают… Мне неловко
не знать Буэнос-Айреса, Нью-Йорка.
Хочу шататься, сколько надо, Лондоном,
со всеми говорить - пускай на ломаном.
Мальчишкой, на автобусе повисшим,
хочу проехать утренним Парижем!
Хочу искусства разного, как я!
Наверное, мы с вами просто трусы,
когда мы подгоняем наши вкусы
под то, что подоступней, попростей.
Не раз шептал мне внутренний подонок
из грязных подсознательных потемок:
«Э, братец, эта - сложный матерьял...» -
и я трусливо ускользал в несложность
и, может быть, великую возможность
любви неразделенной потерял.
Нет, мне ни в чём не надо половины,
Мне дай всё небо. Землю всю положь
Моря и реки, горные лавины
-Мои! Не соглашусь я на дележ!
Я не хочу ни половины счастья,
Ни половины горя не хочу!
Хочу лишь половину той подушки,
Где бережно прижатое к щеке
Беспомощной звездой падучей
Кольцо мерцает на твоей руке
Не самоутверждайся. Пропадёт,
подточенный тщеславием, твой гений,
и жажда мелких самоутверждений
лишь к саморазрушенью приведёт.
Мы,
одиночества стесняясь,
от тоски
бросаемся в какие-то компании,
и дружб никчемных обязательства кабальные
преследуют до гробовой доски.
Но кто же, как не мы, любимых превращает
в таких, каких любить уже не в силах мы?
Кто хочет всё и сразу,
тот беден тем, что не умеет ждать.
Но так устроен мир земной
и тем вовек неувядаем:
смеётся кто-то за стеной,
когда мы чуть ли не рыдаем.
Я люблю тебя больше природы,
Ибо ты как природа сама,
Я люблю тебя больше свободы,
Без тебя и свобода тюрьма! Я люблю тебя неосторожно,
Словно пропасть, а не колею!
Я люблю тебя больше, чем можно!
Больше, чем невозможно люблю! Я люблю безрассудно, бессрочно.
Даже пьянствуя, даже грубя.
И уж больше себя - это точно.
Даже больше чем просто себя.
И только то усталое плечо
Простит сейчас, да и простит еще,
И только те печальные глаза
Простят все то, чего прощать нельзя…
Пою и пью,
не думая о смерти,
раскинув руки,
падаю в траву,
и если я умру на белом свете,
то я умру от счастья, что живу.
Что за радость - любимых так часто
обижать ни за что ни про что?
Как любимую сделать несчастной -
знают все. Как счастливой - никто.
Не исчезай. Дай мне свою ладонь.
На ней написан я - я в это верю.
Тем и страшна последняя любовь,
что это не любовь, а страх потери.
Мне не надо быть любимым
мне достаточно любить.
Евгений Александрович Евтушенко
Мы - на шаре земном,
свирепо летящем,
грозящем взорваться,-
и надо обняться,
чтоб вниз не сорваться,
а если сорваться -
сорваться вдвоем.
Сказать ‘люблю’ – не будет правдой,
Неправдой будет – ‘не люблю’.
Нас в набитых трамваях болтает,
Нас мотает одна маета,
Нас метро, то и дело, глотает,
Выпуская из дымного рта.
В шумных улицах, в белом порханьи
Люди ходим мы рядом с людьми,
Перемешаны наши дыханья,
Перепутаны наши следы, перепутаны наши следы.
Из карманов мы курево тянем,
Популярные песни мычим,
Задевая друг друга локтями,
Извиняемся или молчим.
По Садовым, Лебяжьим и Трубным
Каждый вроде отдельным путём,
Мы не узнанные друг другом,
Задевая друг друга идём.
Любить.
Быть вечным во мгновении.
Все те, кто любят, -
это гении.
Я люблю тебя больше Шекспира,
Больше всей на земле красоты!
Даже больше всей музыки мира,
Ибо книга и музыка - ты.
Не надо обещать… Любовь - неисполнимость.
Зачем же под обман вести, как под венец?
Виденье хорошо, пока не испарилось.
Гуманней не любить, когда потом - конец. Скулит наш бедный пёс до умопомраченья,
то лапой в дверь мою, то в дверь твою скребя.
За то, что разлюбил, я не прошу прощенья.
Прости меня за то, что я любил тебя.
Понял я, что в детстве снег пушистей,
зеленее в юности холмы,
понял я, что в жизни столько жизней,
сколько раз любили в жизни мы. Понял я, что тайно был причастен
к стольким людям сразу всех времен.
Понял я, что человек несчастен,
потому что счастья ищет он.
Берегите эти земли, эти воды
Даже малую былиночку любя.
Берегите всех зверей внутри природы,
Убивайте лишь зверей внутри себя!
Музыка - для полёта.
В музыке всё свято.
Если фальшивит кто-то,
музыка не виновата.
Есть в нерешительности сила,
когда по ложному пути
вперёд на ложные светила
ты не решаешься идти.
Евгений Александрович Евтушенко
Боюсь не справиться с лицом,
когда тебя увижу где-то,
и завершится всё концом,
в котором больше нет секрета.
Боюсь не справиться с душой,
боюсь не справиться и телом,
чтоб над тобой и надо мной
не надругались миром целым.
Боюсь - не знаю от чего -
тебя, как тайного богатства.
боюсь - и более всего -
его пропажи не бояться.
Неотразимая,
ты зимним зимняя! Ты завораживаешь,
как замораживаешь! Душа нальделая
всё ледяней.
Что ты наделала
с душой своей!
Евгений Александрович Евтушенко
Не добивайся счастья быть любимым, -
умей любить, когда ты нелюбим.
Мне снится старый друг,
который стал врагом,
но снится не врагом,
а тем же самым другом.
Уходят наши матери от нас,
уходят потихонечку,
на цыпочках,
а мы спокойно спим,
едой насытившись,
не замечая этот страшный час.
Уходят матери от нас не сразу,
нет -
нам это только кажется, что сразу.
Они уходят медленно и странно
шагами маленькими по ступеням лет.
Культура русская
всегда едина
и лишь испытывается
на разрыв.
Хоть скройся в Мекку,
хоть прыгни в Лету,
в кишках - Россия.
Не выдрать!
Шиш!
Невозвращенства в Россию нету.
Из сердца собственного не сбежишь.
Всех, кто мне душу расколошматили,
к чёртовой матери,
к чёртовой матери.
Буду по северным кочкам,
лесочкам
душу мою
собирать по кусочкам.
И у алёнушкиного болотца
может, срастётся,
может, срастётся…
Хочу я память вытеснить
и думать о своём,
но всё же тянет видеться
и быть с тобой вдвоём.
Когда всё это кончится?!
Я мучаюсь опять -
и брать любовь не хочется,
и страшно потерять.
Евгений Александрович Евтушенко
Хотят ли русские войны?
Спросите вы у тишины
над ширью пашен и полей
и у берёз и тополей.
Спросите вы у тех солдат,
что под берёзами лежат,
и пусть вам скажут их сыны,
хотят ли русские войны.
Проклятье века - это спешка,
и человек, стирая пот,
по жизни мечется, как пешка,
попав затравленно в цейтнот.Поспешно пьют, поспешно любят,
и опускается душа.
Поспешно бьют, поспешно губят,
а после каются, спеша.
Я ревности не знал.
Ты пробудила
её во мне, всю душу раскровя.
Теперь я твой навек.
Ты победила.
Ты победила тем,
что не моя.
Колокол хриплый - трамвайный звонок.
Я на подножке. Летят мостовые.
Снова один. Ничего. Не впервые.
Лучше я буду совсем одинок,
чем, согреваючись, души живые
жечь, будто мёртвые листья у ног.
Кончено всё. Я иначе не мог.
Евгений Александрович Евтушенко
Не превращай талант в козырный туз.
Не козыри - ни честность, ни отвага.
Кто щедростью кичится - скрытый скряга,
Кто смелостью кичится - скрытый трус.
Евгений Александрович Евтушенко
Любимая, спи…
Что причина бессоницы?
Ревущее море?
Деревьев мольба?
Дурные предчувствия?
Чья-то бессовестность?
А может, не чья-то,
а просто моя?
Евгений Александрович Евтушенко
Гуманней не твердить «люблю…», когда ты любишь.
Как тяжело потом из этих самых уст
услышать звук пустой, враньё, насмешку, грубость,
и ложно полный мир предстанет ложно пуст.
Евгений Александрович Евтушенко
Если б душу можно было целовать,
К ней прильнул бы, словно к лунному лучу.
Как бедны на свете те, чья цель – кровать,
Моя цель – душа твоя. Её хочу.
Я хочу твой голос. Он – твоя душа.
По росе хочу с ним бегать босиком,
И в стогу, так нежно колющем, греша,
Кожи голоса коснуться языком.
Евгений Александрович Евтушенко
Счастье - словно взгляд из самолёта.
Горе видит землю без прикрас.
В счастье есть предательское что-то -
горе человека не предаст.
Евгений Александрович Евтушенко
Не исчезай. Исчезнуть можно вмиг,
но как нам после встретиться в столетьях?
Возможен ли на свете твой двойник
и мой двойник? Лишь только в наших детях.
Евгений Александрович Евтушенко
Тот, кто горя не знал,
о любви пусть не судит.
Бормочется? Видно, устала ворочаться?
Ты в сон завернись и окутайся им.
Во сне можно делать всё то, что захочется,
всё то, что бормочется, если не спим.
Евгений Александрович Евтушенко
Сегодня мне не нравится повышенная озлобленность людей друг к другу и сильно возросшее чувство зависти. Только отчасти это можно объяснить социальным неравенством. Такой переозлобленности, особенно когда читаешь интернет, я не видел никогда. Нужно избавляться от этого. Надо не только других научиться любить, но и самих себя. Мы очень легко оскорбляем друг друга.
Я не сдаюсь, но всё-таки сдаю,
Я в руки брать перо перестаю,
И на мои усталые уста
пугающе нисходит немота. Вот также люди, если плохо им
Не могут рассказать всего другим.
Наедине с собой они молчат
Или вот так же тягостно мычат.
Евгений Александрович Евтушенко
Не понимать друг друга страшно -
не понимать и обнимать,
и всё же, как это ни странно,
но так же страшно, так же страшно
во всем друг друга понимать. Тем и другим себя мы раним.
И, наделен познаньем ранним,
я душу нежную твою
не оскорблю непониманьем
и пониманьем не убью.
Евгений Александрович Евтушенко
Тревожьтесь обо мне
пристрастно и глубоко.
Не стойте в стороне,
когда мне одиноко.
В усердии пустом
на мелком не ловите.
За все моё «потом»
моё «сейчас» любите.
Евгений Александрович Евтушенко
Людей неинтересных в мире нет.
Их судьбы - как истории планет.
У каждой все особое, свое,
и нет планет, похожих на нее.А если кто-то незаметно жил
и с этой незаметностью дружил,
он интересен был среди людей
самой неинтересностью своей.У каждого - свой тайный личный мир.
Есть в мире этом самый лучший миг.
Есть в мире этом самый страшный час,
но это все неведомо для нас.И если умирает человек,
с ним умирает первый его снег,
и первый поцелуй, и первый бой…
Все это забирает он с собой.Да, остаются книги и мосты,
машины и художников холсты,
да, многому остаться суждено,
но что-то ведь уходит все равно!Таков закон безжалостной игры.
Не люди умирают, а миры.
Людей мы помним, грешных и земных.
А что мы знали, в сущности, о них?Что знаем мы про братьев, про друзей,
что знаем о единственной своей?
И про отца родного своего
мы, зная все, не знаем ничего.Уходят люди… Их не возвратить.
Их тайные миры не возродить.
И каждый раз мне хочется опять
от этой невозвратности кричать.
Евгений Александрович Евтушенко - легендарный советский режиссёр, публицист и поэт, появившийся на свет летом 1932 года в одном из городков Иркутской области. Получив среднее образование, поступил в Литературный институт им. М. Горького. После пяти лет учёбы, был отчислен за поддержку одного из романов Дудинцева, а так же за нарушения дисциплины. Свою первую книгу опубликовал в 1952 году, это был сборник стихов, под названием «Разведчики грядущего», позднее, автор признал, что данная работа была опубликована раньше времени, и выглядела незрелой и юношеской. В этом же году, он вошёл в состав Союза писателей СССР. Стоит отметить, что принят он был ещё до того, как получил аттестат зрелости, а аргументом в пользу его приёма, послужила написанная им книга. Несколькими годами позже, Евтушенко издаёт сразу несколько сборников, которые приносят ему популярность среди тысяч читателей. В 1955 году, выходит его работа под названием «Третий снег», годом позже, он публикует «Шоссе энтузиастов», а ещё через год, сборник под названием «Обещание». Спустя два года после выхода его последней работы, автор вновь радует своих поклонников, и публикует сборник «Яблоко», а ещё через два года, издаёт сразу две работы, «Взмах руки» и «Нежность». В своих работах, он затрагивает самые разнообразные темы, он пишет и про любовь, и про людей разных профессий, будь то геологи, строители или даже зверобои. Некоторые из его стихов, были на антивоенную тему. Стоит отметить, что Евтушенко так же выступал и на публике, читая собственные произведения. К слову, подобные выступления автора, в разы увеличили его известность в СССР. Чуть позже, он успел выпустить собственную аудиокнигу и несколько дисков. В 1991 году, Евгений Евтушенко подписывает контракт с одним из университетов Америки, и вместе со своей семьёй перебирается в Штаты, чтобы преподавать в Оклахомском университете. В 2007 году в «Олимпийском», композитором Глебом Маем, была поставлена рок-опера под названием «Идут белые снеги», основанная на стихотворениях Евтушенко. Сегодня, Евтушенко известен по всему миру не только как поэт, но и как толковый драматург, великолепный актёр и сценарист. Не так давно, он открыл собственную фотовыставку под названием «Невидимые нити». Большинство из работ Евтушенко положены на музыку.
Как я уже сказал выше, отец мой был человеком начитанным. Это относилось и к истории. Отец мог часами рассказывать мне, еще совсем несмышленому ребенку, и о падении Вавилона, и об испанской инквизиции, и о войне Алой и Белой розы, и о Вильгельме Оранском… Отец читал мне много и стихов наизусть – у него была потрясающая память! Особенно он любил Лермонтова, Гёте, Эдгара По, Киплинга. «Завещание сыну» Киплинга он читал мне так проникновенно, как могут читать только свои собственные стихи. Отец и сам писал стихи. Без сомнения, он обладал подлинным дарованием. Четыре строчки, написанные им в четырнадцать лет, до сих пор поражают меня своей отточенностью: …Отстреливаясь от тоски, Я убежать хотел куда-то, Но звезды слишком высоки, И высока за звезды плата. Благодаря отцу я уже в шесть лет научился читать и писать и в восемь лет залпом читал без разбора – Дюма, Флобера, Шиллера, Бальзака, Данте, Мопассана, Толстого, Боккаччо, Шекспира, Гайдара, Лондона, Сервантеса и Уэллса. В моей голове был невообразимый винегрет. Я жил в иллюзорном мире, не замечая никого и ничего вокруг.