Трудности в отношениях с ближними можно сравнить с подводным рифом, с которым сталкивается христианин в плавании по морю житейскому и вслед за тем, нередко всерьез и надолго, садится на мель. А для кого-то это, может быть, невысокий, но неудобный порог, о который спотыкаешься каждый раз, когда утрачиваешь внимание. И вместе с тем острые моменты — конфликты, ссоры, возникающие с родственниками, коллегами,— можно уподобить заточенному острому предмету, очень вовремя протыкающему воздушный шарик наших иллюзий.
Сегодня мы предлагаем вашему вниманию ответы настоятеля Петропавловского храма Саратова игумена Нектария (Морозова) на вопросы прихожан, касающиеся различных недоумений в отношениях с окружающими. Подборка создана на основе воскресных приходских бесед.
— В моей жизни была такая ситуация: человек вроде бы интересовался вопросами христианской веры, у нас с ним были время от времени разговоры на эту тему, и вдруг в конце одной беседы он резко сказал, что это всё ерунда и всё о Христе выдумали люди. Я до сих пор возвращаюсь к этой ситуации и думаю: почему он сделал такой вывод? Вроде бы он был расположен ко мне, к этой теме, что я могла сделать не так?
— На самом деле по тому, что Вы говорите, нельзя судить о том, к какому выводу человек пришел. Вы не знаете наверняка, почему он эти слова произнес. Если бы он действительно счел всё это скучной выдумкой, то, думаю, выразил бы это как-то иначе — сказал, например: «Давай поговорим о чем-нибудь другом». А раз он долгое время слушал, поддерживал разговор — значит для него это было почему-то важно. Возможно, он вдруг почувствовал желание в своей жизни что-то изменить, но тут же этого импульса испугался, этой мысли воспротивился и начал искать способ защиты от самого себя и от своей совести. И он его нашел — это отрицание, а внутренняя борьба в нем самом как раз выразилась в этой резкости.
Это очень частый вид защиты. Мне приходилось неоднократно встречать людей — умных и достаточно искренних, которые говорили: «Евангелие? Нет, я не буду его читать».— «Почему?» — «Потому что если я его прочту, мне надо будет жить так, как там сказано, а я знаю, что так жить не буду». Конечно, это тупик сознания. Но то, что человек так говорит, означает, что он честен с самим собой и что он относится к этому серьезно. И вполне возможно, что то слово о Боге, которое он услышал, в нем не погибнет, а с течением времени прорастет. Поэтому если мы говорили с человеком о Христе, а он, испытав вначале интерес, потом наше слово отверг, не нужно досадовать по этому поводу, не нужно корить себя. Порой в человеке что-то оживает только на смертном одре, и тогда одна слезинка, выкатившаяся из его глаз, может изменить его вечную участь.
— Правильно ли я понимаю, что если не можешь примириться с ближним, то нельзя исповедоваться-причащаться?
— Нет, так нельзя сказать, потому что бывают очень разные взаимоотношения с близкими, и в том числе бывают ситуации, когда человек при всем желании не может примириться — не потому, что он не готов прощения просить, а потому, что близкие его не готовы прощать. Порой человек накануне исповеди начинает процесс примирения и в этом процессе происходит такая ссора, которая перекрывает все бывшие до того ссоры, потому что опять-таки здесь скрывается враг, который хочет человека от исповеди отдалить. Поэтому наша задача — самим простить от сердца, внутренне примириться, а потом мы приходим на исповедь и говорим о том, что в нашей жизни это есть. В какой-то момент священник может нам сказать: «А теперь пойди и постарайся примириться». И надо пойти и постараться. Но не нужно из этих ситуаций устраивать препятствие к таинству Исповеди.
— А если сам внутренне не можешь примириться, к исповеди приступать нельзя?
— Нужно понять, что на исповеди человек говорит не только о тех грехах, которые он готов оставить, но и о тех грехах, которые он за собой сознаёт. И именно благодаря тому, что человек перед Богом кается, у него появляются силы — благодатные силы от Бога — для того, чтобы с этим грехом постепенно справиться. Бывает, что человек годами ходит и кается в одном и том же грехе, мучается от своей неготовности этот грех оставить — а потом в какой-то момент Господь таинственно расторгает ту связь, которая между этим человеком и его грехом существует. Но для этого душа человека должна исстрадаться и он должен свой грех возненавидеть, а этот процесс может быть очень долгим. Поэтому стоит сказать, что если мы делаем всё от нас зависящее, то остальное, можно надеяться, Господь восполнит.
— Как быть, если ты остался единственным близким родственником у человека ненавидящего, который разрушает сам себя и от которого все прочие родственники и знакомые отвернулись? Как о нем заботиться, при этом не подвергая себя ежедневному разрушению? И где та грань, за которой это общение уже будет причинять вред?
— На самом деле здесь надо быть готовым к тому, что исполняя по отношению к такому родственнику некий долг, мы будем терпеть от этого ущерб. Наши христианские обязанности могут для нас самих быть болезненными, и с этим ничего не сделаешь. Это та жертва, которую нужно будет принести. Как-то уменьшить разрушительное воздействие на себя — да, наверное, возможно. Но свести его к нулю, скорее всего, не удастся.
— А как его уменьшить?
— Понимаете, мы очень часто хотим получить на какие-то частные вопросы, связанные с нашей внутренней жизнью, готовые ответы, которых нам в принципе никто не может дать. Возможно, мы в своем наличном состоянии никак не можем на это разрушительное действие повлиять, поэтому задаем себе этот вопрос бесплодно. Ответ здесь лежит не в области технологии, а в области христианской жизни, объемлющей всё наше бытие. Удастся нам измениться и стать другими, приобщиться в большей степени к полноте христианской жизни — и ответ появится сам собой, его не нужно будет искать. Поэтому единственный путь здесь — постепенно перерастать самих себя и просить у Бога в этом помощи.
— Что может способствовать тому, чтобы перерасти свои обиды на других людей?
— Думаю, что конкретное и радикальное средство для этого Вам известно — это Евангелие.
— То есть чувствуешь, что обижаешься,— беги и читай Евангелие?
— Здесь важно другое — не в какой момент читать. Важнее всего читать Евангелие не как книгу, в которой мы можем почерпнуть что-то полезное, доброе, нужное, в которой можем найти совет в какой-то жизненной ситуации, а как книгу, каждое слово которой должно стать нашей жизнью. И если человек читает Евангелие именно так, он сам себе не оставляет никакого права на обиды, они исчезают из его жизни как категория, потому что всё, что может представлять собой основание для наших обид, находится вне представления о жизни евангельской. В жизни человека этот разворот может не произойти мгновенно, когда он Новый Завет впервые прочел, но нужно тем не менее, как мы знаем, постоянно внутренне к словам Евангелия возвращаться. И это приводит к тому, что наша обида, какой бы она ни была, начинает нами самими восприниматься как помрачение: я сбился с пути, но я тут же возвращаюсь обратно — на ту почву, на которой моя жизнь может приносить плод.
— То есть нужно позволять близким людям наносить тебе травмы?
— А что такое травма, как она наносится? Можно сказать, что когда человек, стремящийся жить по Евангелию, как-то от этого отходит и углубляется в сферу бытия совершенно земного и плотского, он тут же начинает получать травмы. То его что-то ранило, то он с кем-то столкнулся, то его каким-то страхом ударило и накрыло. А жизнь по Евангелию предохраняет душу от всего этого. Вернулся человек умом и сердцем ко Христу и понимает: и это не страшно, и то не больно, и это не обидно… А все эти переживания возникают тогда, когда в нас рождается реакция ветхого человека. Нет этих реакций — и наступает удивительное успокоение: ты вдруг понимаешь, что воля Божия тебе не просто указывает, что правильно, а что неправильно, тебя не просто направляет — она тебя от очень многого освобождает. Обычно ведь как: мне что-то не то сказали, обо мне что-то не то сказали, меня недооценили — и я должен что-то с этим сделать. А тут оказывается, что ничего с этим делать не надо. Именно поэтому ранних христиан и считали очень чудными людьми — потому что у них ко всему было совершенно иное отношение. И это как раз то «чудачество», которого катастрофически в нашей жизни не хватает.
— Как быть, если становишься свидетелем того, что кого-то несправедливо обижают, но обстоятельства таковы, что ты не имеешь права вступиться? Например, моя близкая подруга трудится домработницей. И однажды отец в семье, где она прислуживает, начал в гневе бить маленького сына. Рабочая этика и условия контракта запрещают ей вмешиваться в отношения членов семьи. И она часто вспоминает этот случай и думает, как ей надо было поступить…
— Я думаю, что все-таки совесть ей подсказывает, что надо было вмешаться. Господь нас не по условиям нашего контракта с работодателем будет судить, а по тому, следовали мы своей совести или не следовали. Но я не хочу этим сказать, что в любом подобном случае нужно вмешиваться. Есть ситуации экстремальные, когда понятно, что ребенка могут сейчас покалечить,— и здесь не может быть никаких «если» и никаких промедлений. Если же об этом речи не идет, нужно взвесить потенциальный вред и потенциальную пользу от наших действий. Причем не с точки зрения того, потерпим мы сами какой-то ущерб или нет, а с позиции пользы для этого ребенка. Если мы сейчас за него заступимся и он ощутит поддержку взрослого, но вследствие этого лишимся возможности появляться в этом доме и больше с ним не увидимся, это будет оправданно? Иногда — оправданно, иногда — нет. Нужно смотреть, что в конкретных обстоятельствах важнее.
— Бывает иногда, что произошел конфликт с человеком и даже уже как-то разрешился. И я умом понимаю, что как христианка должна не только простить, но и опять доверять, но внутренне мне хочется закрыться и уйти от близкого общения. Что с этим делать?
— Здесь нужно действовать, исходя не только из своей веры, но вместе с тем и из здравого смысла. Если есть человек, который, образно говоря, носит с собой булавку и пытается нас ей уколоть, то нужно мысленно представить себе расстояние, на котором мы сможем мирно, доброжелательно общаться, а дотянуться до нас булавкой он не сможет, и на этом расстоянии строить дальнейшие взаимоотношения. С другой стороны, определив эту дистанцию, нужно постараться не ожесточаться, быть с ним теплым, не считать его в своей жизни человеком какого-то другого сорта, нежели все остальные, и постараться проявить в отношении него всё лучшее, что мы можем. А если мы ощущаем, что каждый раз, когда его видим, наше сердце сжимается от обиды и досады, конечно, надо с этим бороться, нужно свое сердце увещевать. Очень помогает в этом понимание того, что мы своей обидой не другого человека обделяем — мы себя тем самым обделяем, это нам такое наполнение нашего сердца не дает жить полноценной христианской жизнью. И если мы будем стараться прийти в правильное устроение не только ради самих себя, но и ради Бога, то преуспеем в этом.
— А если понимание, что обкрадываешь этой обидой только самого себя, не помогает?
— Дело в том, что кроме усилий ума и усилий воли здесь требуется определенная глубина опыта. А опыт нельзя приобрести по щелчку: у кого-то на это уйдут недели, у кого-то — месяцы, у кого-то — годы. Причем это опыт не запрета на обиду — это опыт перерастания обиды. Человек становится больше своей обиды, когда он становится больше себя самого. К примеру, совсем маленький ребенок может горько плакать оттого, что машинка куда-то за пределы его досягаемости укатилась, а спустя несколько лет для него это уже не представляет ни огорчения, ни проблемы. Подобного рода внутренний рост должен происходить и во взрослом человеке, и это тот единственный путь, который позволяет избавляться от груза обид, утесняющих наше сердце.
— Справедлива ли с христианской точки зрения поговорка «Худой мир лучше доброй ссоры»?
— Смотря о чем идет речь. Если мы раздражаем человека какими-то своими действиями, то, конечно, оправдывать себя этой поговоркой не надо. А вот если мы раздражаем человека, скажем так, самим фактом своего существования, то здесь то, что мы с ним не находимся в конфликте, уже будет определенным приобретением.
Допустим, кому-то из близких не нравится наша домашняя молитва. Здесь нужно понять: такую реакцию вызывает что-то конкретное или само по себе то, что мы молимся. Если мы можем чего-то не делать и ситуация разрешится, естественно этому последовать. Можно молиться шепотом, если мы кому-то мешаем смотреть телевизор, можно не возжигать свечи и лампады, если наших близких тревожит проблема пожарной безопасности. И здесь нет задачи прийти к «худому миру» — здесь нужно соблюсти полноценный мир, и это наш христианский долг. Другое дело, если кто-то в принципе против нашей молитвы. Тогда действительно нужно предпринять усилия хотя бы к «худому миру»: уйти с молитвословом куда-то, где мы будем незаметны,— может быть, даже в ванную, если у нас нет своей комнаты. Но молиться при этом продолжить.
— У меня несколько раз в год приезжает из Москвы сестра, и каждый раз по этому поводу бывает застолье. Она человек нецерковный, другие родственники — тоже, так что каждый раз это праздное времяпровождение и мирские разговоры. Могу я избегать этих застолий, чтобы не празднословить?
— Я думаю, что даже если у Вас нет с сестрой общих тем для разговора, отказываться от этих встреч никаких по-христиански верных оснований нет. Вы не можете ей дать чего-то другого, кроме этого общения,— так дайте хотя бы общение, явите в нем, насколько это возможно, свою любовь к ней.
Можно на эту ситуацию посмотреть и с противоположной стороны: приезжает сестра, а Вы ее не встречаете. Уклоняетесь от застолья один раз, уклоняетесь второй — и это практически неминуемо приведет к разговору, в ходе которого Вам придется объяснить свое поведение. Вы ей скажете, что у нее мирские интересы и Ваша вера не позволяет Вам тратить на нее время даже несколько раз в году? Даже если нет, между близкими родственниками нежелание сидеть за одним столом не может остаться незамеченным. И это будет явное зло и явный ущерб, в отличие от того надуманного вреда, которого Вы избежать пытаетесь.
— А у меня немного другой случай: мои родственники — иноверцы, и когда мы собираемся за столом, разговор каждый раз переходит на темы религиозного характера и начинается ссора. В таком случае можно в семейных застольях не участвовать?
— У меня здесь в первую очередь другой вопрос: почему разговор переходит на религиозную тему? Вы знаете, что это приведет к ссоре, и Вы раз за разом его поддерживаете? От этого разговора нужно уходить, переводить его на что-то другое. Если в семье пусть и нет близости, но более или менее нормальные отношения, это должно дать результат. Если же родственники видят, что Вы говорить об этом не хотите, но упорно ведут диалог каждый раз в одну точку — значит на подходе к этой точке нужно просто уходить, в физическом смысле. Уйдете раз, уйдете два, и они, если хоть сколько-то хотят продолжать с Вами общение, эти провокации вынуждены будут прекратить. Может быть, они обидятся на Вас, но это будет действенно.
— Вы говорите, что нужно уходить от разговора, когда он только возникает. Но ведь тогда получается, что я малодушествую, что не проповедую Христа…
— Мне не совсем понятно здесь слово «проповедовать». Мы ведь с вами понимаем, что проповедь — это не внушение чего-то о Христе людям, которые слышать о Нем не готовы? С человеком можно говорить о вере, если он откликается, если он созрел для этого разговора. Говорить лично, тепло, а не в формате публичной проповеди. И эта беседа должна носить естественный характер — тогда слово, сказанное нами, не обратится в осуждение нам самим. А в тех условиях, о которых Вы говорите, то, что опять-таки Вы называете проповедью, явно неуместно.
— Скажите, что такое «правило трех раз» в отношениях с людьми?
— Наверное, нельзя это в буквальном смысле слова назвать правилом — скорее, это нечто, обусловленное здравым смыслом, и некоторые святые отцы советуют к здравому смыслу таким образом прибегать. Возникла какая-то ситуация: предположим, у Вас на работе есть начальник, он поручил Вам что-то сделать, и Вы видите, что это приведет к дурным последствиям. Вы обращаетесь к нему с этим — он не реагирует. Вы выбираете подходящий момент, говорите ему об этом второй раз и третий раз — всё. Этого будет достаточно, донимать человека бесконечно своими доводами не надо. Преподобные Варсонофий и Иоанн говорят о том, что не только высказывать свое мнение, но и предлагать свою помощь нужно до трех раз — и затем отходить, потому что дальнейшее уже может привести к спору. Это условное, конечно, ограничение, но тем не менее нужно себя ограничивать. Хотя строго формально относиться тоже не стоит — особенно с очень близкими людьми бывают темы, к которым больше трех раз на протяжении жизни приходится возвращаться.
— До какого предела должно проявляться наше смирение в уступках ближним? Бывает, что я однозначно вижу: это дело доброе — например, что мне нужно поехать в храм на приходскую беседу. И тогда я настаиваю, что мне это нужно и я буду это делать, несмотря на сопротивление мужа.
— Думаю, здесь нельзя определенно ответить, правы ли Вы, не разобравшись в причинах, по которым это сопротивление возникает. Безусловно, пойти на приходскую беседу — очень хорошо, но если для этого нужно со всеми дома перессориться, смысла в этом для человека никакого не остается. Другое дело, что мы зачастую ссоримся не потому, что отсутствует другой выход,— мы ссоримся потому, что не умеем иначе. Есть в жизни каждого из нас ситуации, когда уступить никак нельзя, и приходится настаивать — не на своей точке зрения как таковой, а на здравом смысле. Но не уступать можно по-разному — необязательно при этом приходить в состояние войны.
Для того чтобы однажды это сохранение мира стало естественным и простым, нужно стараться стяжать дух непротивления. Что это значит? Время от времени к каждому из нас подходят люди и о чем-то просят. И очень часто первая, непроизвольная реакция, которая в нас рождается,— отказать. «А почему я должен?», «А почему он считает, что на это есть время именно у меня?» — зачастую такая мысль возникает у нас еще до того, как мы выслушали до конца, чего человек хочет. А нужно, чтобы изначальное, базовое состояние у нас было другим. Мы слушаем и думаем: хотя бы в чем-то я ему могу помочь? В чем-то я могу с ним согласиться? И то, что мы можем сделать, нужно делать и ни в коем случае на это не роптать. В таком случае даже когда человек просит о чем-то для нас невозможном, нашим первоначальным желанием будет его выслушать и ему содействовать, и это будет чувствоваться. А выслушав, мы уже по рассуждению, по здравому смыслу можем сделать вывод, что не можем эту просьбу выполнить.
И еще, чтобы научиться выходить, насколько это возможно, без ссор из неоднозначных и спорных ситуаций, важно бывает не настаивать на своем мнении тогда, когда можно поступить так или иначе и оба поступка будут нейтральными. «Давай зайдем в этот магазин?» — «Давай, но лучше вон в тот». Бывает, что идут два человека, и они умудряются из-за этого поругаться, хотя ассортимент в том и в другом магазине примерно одинаков. А почему? Потому что каждому из них кажется, что если он даже в таких мелочах способен настоять на своей воле, то у него очень сильная воля. Это очень чудное представление, потому что на самом деле такое поведение как раз таки говорит о том, что воля-то есть, а силы у этой воли нет. Сила проявляется в том, чтобы себя к чему-то понудить и в чем-то себя утеснить. А мы на это бесплодное сопротивление тратим столько энергии, что нам это мешает жить.
— Как реагировать, если кто-то из нецерковных людей в обвинительном тоне начинает обличать: «Ты в этом ведешь себя не как христианин, в этом, в этом…».
— Мне вспоминается такой замечательный эпизод из жизни святителя Филарета, митрополита Московского. Однажды на заседании Тюремного комитета, занимавшегося вопросами попечения о заключенных, к нему обратился легендарный доктор Федор Гааз, посвятивший свою жизнь служению узникам, с ходатайством о каком-то очередном невинно осужденном. И вот доктор стал просить о помиловании этого человека, о смягчении ему наказания, а владыка Филарет в этот момент то ли был занят мысленно чем-то другим, то ли устал уже от этих бесконечных ходатайств, и он сказал на это, что, мол, не бывает в тюрьме невинных: если человек осужден и туда помещен — значит что-то он совершил. На это Гааз, который был католиком, ответил: «Да вы, владыка, о Христе забыли!» — об Узнике, Который ни в чем не был виноват. Святитель Филарет замолчал, и ему стало настолько больно, что после паузы его слова были примерно такими: «Нет, это не я о Христе забыл — это Господь обо мне должен был забыть, когда я произнес такие безумные слова». И потом, насколько я помню, он даже не смог вести это собрание дальше, настолько был расстроен.
К чему я это говорю? К тому, что даже с людьми святой жизни порой происходят такие вещи: их сердце ожесточается, и они говорят какие-то слова, которых от них никак нельзя было ожидать. Но более значимо здесь другое: как только святителю Филарету его собеседник указал, что он забыл о чем-то, о чем христианин забывать не должен, для святителя все остальное, кроме того, что он так поступил, стало не важно. Его не интересовало, что о нем в этот момент подумают, его не интересовали те дела, которыми он за мгновение до того занимался. Всё, на чем сосредоточились его ум и сердце, происходило между ним и Христом.
А у нас бывает по-другому. Когда нам кто-то говорит: «Посмотри, ты христианин, а так поступаешь!» - внутри возникает задача не задуматься: «А действительно, христианин ли я?», а доказать, что да, христианин, но так поступаю и поступать буду. И если для этого придется оппонента поколотить, то что же — цель благородная, а значит, средства возможны любые.
— Вы сказали о духе непротивления, который в личном общении с людьми поможет сохранить мир душевный. Но что делать, если конфликт уже переходит в юридическую плоскость — например, с управляющей компанией или в гаражном кооперативе?
— Мне кажется, что тут нужно провести некую грань. Все мы живем в социуме, и если у нас есть реальная возможность законными средствами что-то в этом социуме изменить к лучшему — заставить, например, ту же управляющую компанию сделать что-то, что она должна делать,— то этим не стоит пренебрегать. Но «реальная возможность» — это не крик и ругань, это использование своих организационных способностей, интеллектуальных качеств. В этом случае мы зачастую можем еще и энергию тех людей, которых коснулось то же самое и которые кричат и ругаются, но ничего при этом не делают, перенаправить в конструктивное русло.
Но если мы в процессе этого движения упираемся в какой-то тупик и понимаем, что дальше уже надо переходить к действиям, лежащим вне плоскости христианских взаимоотношений, то имеет смысл остановиться. Условно говоря, если нужно нанять квалифицированного юриста и подать апелляцию на какое-то решение суда,— это одно дело, а если нужно тараном вышибить ворота управляющей компании, чтобы туда хлынула толпа и, возможно, над кем-то учинила расправу,— это другое дело. И еще имеет смысл помнить, что разного рода конфликты бывают еще и полем скрытой игры, где различные силы имеют свой интерес. И порой даже говоря правильные, нужные слова, ты оказываешься чьей-то марионеткой. Здесь позиция христианина должна заключаться в том, чтобы различать, когда эти действия что-то меняют к лучшему, а когда просто льется вода на чью-то мельницу. И в последнем случае — вовремя из этого процесса устраниться.
Газета «Петропавловский листок» № 35-37
Спрашивает РаисаОтвечает Александра Ланц, 17.10.2010
Вопрос: "Если я не хочу общаться с отцом из-за его предательства, но в душе я его простилат.к.это его жизнь и он считает так правильней, считается ли это грехом? Ведь есть заповедь Чти отца твоего и матерь твою..."
Дорогая Раиса!
ПРОЩЕНИЕ как раз подразумевает восстановление отношений! Если говорить о настоящем прощении, конечно.
Давайте присмотримся к тому, как прощает нас Бог?
Вот вы согрешили перед Богом. Для Бога - это оскорбление, правильно? При этом вы согрешаете перед Ним часто, т.е. сыпете на него оскорбление за оскорблением. И что? Прекращает ли Он попытки привести вас в общение с Собой? Однозначно НЕТ.
"Се стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к Нему и буду вечерять с ним, и он со Мною" ()
Получается, что Бог, не взирая на наше Ему противление, на наши гадости, которые мы так и норовим соделать, постоянно стоит у закрытых дверей наших сердец и стучит в надежде на то, что хоть с кем-нибудь Ему удасться войти в общение. Он стоит у двери вашего сердца, Раиса. Он простил вам всю боль, которую вы причинили Ему, Он простил вам даже ту боль, которую вы причините Ему, когда начнёте расти в вере, Он простил вас для того, чтобы иметь возможность войти в вашу жизнь и начать непрерывное общение с вами!
Если так поступает с вами ваш Небесный Отец, то почему вы поступаете иначе с людьми? Не у Бога ли вы должны учиться тому, как поступать с теми, кто обижает вас?
Настоящее прощение для того и необходимо, чтобы восстановить мир и связь с тем, кто обидел тебя. Даже если этот человек не желает восстановления мира, вы сама должна, подражая Богу, восстановить совершенный и добрый мир со своей стороны .
Трудно? Да. Но ведь никто и не обещал, что быть христианином будет легко!
И всё же нам дано великое обещание о том, что настоящий христианин может всё ...
"Всё могу в укрепляющем меня Иисусе Христе" ()
Христос, Который ради того, чтобы соединить святые Небеса с падшей землёй, простил даже тех, кто никогда не пожелает принять Его прощение, Этот Христос может и желает укрепить вас в том, чтобы научиться прощать по-настоящему , когда и тени обиды не будет в вашем сердце, когда вы спокойно и уверено сможете служить тому человеку, который когда-то обидел вас.
С любовью в Прощающем,
Читайте еще по теме "Прощение и исповедь":
- Согласно международным стандартам, депрессия - это устойчивое снижение настроения в течение двух и более недель. Это болезнь, из которой при определенной глубине заболевания самостоятельно, усилием воли, без медикаментов выйти невозможно. Если человек перешагнул какую-то черту, то, как бы ни старался, уже не может справиться с депрессией. Он как разряженная батарейка, где нет энергии.- Андрей Владимирович, опишите явные симптомы этого расстройства.
- Классическая депрессия проявляет себя в снижении настроения, психической (замедленность всех психических процессов, трудно концентрировать внимание, принимать решения, трудно даже думать) и физической заторможенности, когда все движения и мимика замедленны. Плохой сон во второй половине ночи, раннее, в 4-5 утра, пробуждение. При нарастании заторможенности человек большую часть времени лежит в постели, не имея ни сил, ни желания что-либо делать. Настоящее, прошедшее и будущее видится «в черном цвете». Нарастает чувство безысходности и вины, появляется желание покончить с собой.
Снижение настроения проявляется в уменьшении радости от жизни, удовольствия от простых, повседневных событий - от общения, от того, что утром проснулся, вкусно поел, посмотрел хороший фильм, от погоды, от запахов и другого.
- А что означит обозначение «классическая», есть и другие?
- Депрессия многолика. Бывает атипичная депрессия, когда настроение снижено, а человек может этого не осознавать, он чувствует только физическое недомогание - усталость, разнообразные боли. Осознавать свое внутреннее состояние - это тоже способность, которая может быть хорошо или плохо развита. Когда нет аппетита, отвращение к еде, болит живот, суставы, мышцы, голова, сердце, нарастает общая слабость, человек обращается к врачам с целью обследовать разные органы. Пациент, если и отмечает снижение настроения, то считает, что оно плохое из-за болей. Рано или поздно терапевты отправляют пациента к психиатру на консультацию, тогда выясняется что, да, вначале радость пропала, а потом все физические симптомы появились. Специалист назначает антидепрессанты - улучшается настроение и проходят все боли.
- Говорят, есть болезни от естества, а есть духовные, относится ли это и к депрессии?
- Да, депрессию можно разделить на два вида. Эндогенную, связанную с нарушением обмена веществ. И невротическую, возникающую вследствие стрессов и особенностей характера, низкой стрессоустойчивости.
К эндогенным можно отнести и сезонную депрессию. У страдающих ею людей за счет особенностей биохимии мозга настроение хорошее, когда световой день длинный. Когда более короткий - настроение снижается. Мы все этому подвержены, но у некоторых это снижение происходит до такой степени, что человек не справляется с повседневными бытовыми делами - по работе и дома. И это может длиться весь осенне-зимний период. Наступает весна, настроение улучшается, и он наводит порядок во всех своих делах.
- А почему освещенность так серьезно влияет на нас?
- Наш мозг биохимически устроен достаточно сложно, многое влияет на его работу. В частности, длительность светового дня влияет на выработку мелатонина. Это вещество участвует в регуляции активности и ритмов сон-бодрствование, согласовании их с окружающей средой. У кого-то эти механизмы дают сбой, и тогда настроение слишком сильно зависит от освещенности. Но на сегодняшний день есть антидепрессанты, которые действуют именно на мелатониновую систему.
- Значит, в зимний период попил таблеток - и никакого уныния?
- Для заболевших - именно так, плюс не медикаментозные способы. Например, кому-то от депрессии может помочь терапия ярким светом. Слабость, нестабильность обмена веществ в головном мозге, по сути, носит наследственный характер. Это - слабое звено, которое при обычных, повседневных перегрузках может дать сбой. Все, вроде бы, в жизни человека прекрасно, он здоров, жизнерадостен, как вдруг… будто ручку рубильника дернули - и начинается депрессия. Это заболевание не зависит от социальных обстоятельств - просто нужно рубильник переключить в положение «включено».
- А какова невротическая депрессия?
- Если использовать аналогию с компьютером, эндогенная депрессия - это поломка «железа», механическая поломка. Причина невротической депрессии - «программные нарушения». В этом случае при здоровом обмене веществ и физически крепком организме заболевание порождают мощные внешние стрессы или низкая стрессоустойчивость личности, часто их комбинация.
- Насколько хорошо депрессия поддается лечению?
- Очень хорошо лечится, главное ее распознать, а пациенту принять реальность болезни и соблюдать схему лечения.
Можно ли сказать, что это болезнь нашего времени, современного образа жизни? Ведь согласно статистике ожидается рост количества заболеваний, несмотря на то, что депрессия легко лечится…
- Это интересный вопрос, ведь заболеваемость эндогенной депрессией практически неизменна. Нацисты в Германии физически уничтожили психически больных людей, борясь за «чистоту нации», а сегодня среди немцев количество таких пациентов такое же, как и в других странах.
А вот на невротическую депрессию влияют стрессы. Количество запредельных стрессов в нашем мире увеличивается. Можно сказать, что мир стал более интенсивным. Но человек прекрасно приспосабливается. Сравните нынешних детей с прошлыми поколениями.
Но мы более наших предков оторваны от природы, появились компьютеры с их виртуальным миром, мы живем в бетонных мегаполисах, где много замкнутых пространств…
- Если брать в целом, можно сказать, что количество внешних стрессов увеличилось, и это мало зависит от нас.
Но одновременно происходит изменение самого человека, адаптация. Стрессоустойчивость, способность адаптироваться, очень сильно зависит от нас, от воспитания. Можно об этом спорить, ломать копья, но воспитание, если судить по росту количества депрессии, становится хуже.
Что формирует стрессоустойчивость личности? Атмосфера беременности, родов, раннего детства, семьи, юности, все в возрасте до 21 года.
- Что такое - стрессоустойчивость?
- Способность адаптироваться, внутренняя гибкость, пластичность. Идеальный вариант стрессоустойчивого человека - максимальная гибкость при максимальной силе. Это нельзя сформировать через образование.
- Значит, эти качества воспитываются на основе чьего-то примера?
- Если родители гибкие и стрессоустойчивые, то они воспитывают такого же ребенка. И наоборот - негибкие воспитывают таких же детей.
- Получается цепная реакция…
- Абсолютно точно. Поколения внутренне негибких, больных людей.
- Кто-то из этой череды поколений имеет шанс все-таки улучшить свою устойчивость к стрессам?
- Конечно. Ребенок не всегда с родителями, он ходит в садик, а там может быть гибкая, гармоничная воспитательница. В школе могут быть такие же учителя. Плюс друзья, родственники. Если окружение здоровое, то за счет копирования поведения, гибкость, способность адаптироваться ребенка увеличивается.
Вопрос не в том, что мы имеем, а в том, что мы дальше делаем с тем, что имеем. В любом возрасте можно увеличить свою стрессоустройчивость, с помощью той же психотерапии. Просто возможности изменения разные. Человек с возрастом менее способен обучаться, соответственно, менее способен меняться.
- А какой возраст более подвержен депрессии?
- Как правило, это болезнь молодых - с 25 до 35 лет самый пик. Хотя она может возникнуть в любом возрасте.
Мне очень запомнилось, как один священник в ответ на чье-то горькое «я разочарован!» сказал: «Не надо очаровываться». И депрессия связана с чувством глубокого разочарования. Вы согласны?
- Взглянем шире. Можно сказать так: депрессия - это крах иллюзий. Вот человек склонен создавать и поддерживать иллюзии - его так воспитали. Но рано или поздно наступает момент, когда любые иллюзии рушатся.
Пример: жена убеждает себя, что муж у нее хороший. А он женщин меняет как перчатки, уже к себе домой приводит, все соседи знают. А жена все убеждает себя: мне показалось, он хороший, у него тяжелая работа. Но рано или поздно наступает такой момент, когда она застает его с другой. Тут уж сохранить иллюзию просто невозможно - она рассыпается. И наступает депрессия.
- А можно ли такому «иллюзионисту» открыть глаза на реальность? И каково ему тогда будет?
- Процесс психотерапии, как и процесс духовного роста, никогда не бывает легким. Эти процессы строятся на осознавании. Но одно дело, когда человек целенаправленно начинает работать над собой и предполагает, что в чем-то он не прав, тогда он готов к напряжению, готов к приятным и неприятным открытиям, к духовному поиску. И совсем другое дело, когда не готов. Ему будет во сто крат тяжелее, если иллюзия разрушится внезапно, в самый неподходящий момент. И никто не спросит - готов он к этому или нет.
Давайте затронем еще один аспект. Христос дал нам «рецепт» от всякого рода страстей: «Научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим». Всегда ли депрессия - следствие наследственности или стресса извне? Ведь та же зависть, несбывшиеся мечты способны породить уныние, а там и депрессию.
- Что касается наследственности и воздействия внешнего стресса, то здесь все проще. Я же больше говорю о невротической депрессии, о стрессоустойчивости, как способности «держать удар». Пытаясь сопоставить душевную жизнь, психотерапию с духовной жизнью, с верой мы переходим к более сложной области.
То, что мы говорили до сих пор, - это азбука для специалистов (психологов, психиатров, психотерапевтов). А вот является ли гибкость духовным свойством? Как связаны гибкость и духовность? Не знаю, трудно сказать. А ведь чем гибче человек, тем более стрессоустойчив. На этот параметр будет влиять степень гармоничности личности. То, какие у человека ценности, насколько они согласованы друг с другом, как выстроена их иерархия.
Например, если денежное благополучие, обладание автомобилем занимают высокое место в списке ценностей, то потерять их - это сильный удар. А если нет, то и удар будет поменьше. Когда для человека высшая ценность - дети, тогда гибель ребенка - самая глубокая травма.
Но часто ценности отдельной личности бывают противоречивыми, взаимоисключающими друг друга. Например, для человека ценно быть христианином, стремиться к духовности. А с другой стороны, есть у него и гедонистические ценности (гедонизм - этическое учение, согласно которому удовольствие является главной добродетелью, высшим благом и целью жизни. - Ред.).
Стрессоустойчивость человека, который имеет только христианские ценности, и человека с чисто материальными ценностями может быть выше, чем у того, у кого присутствует то и другое, у кого есть их несогласованность.
С точки зрения христианина человек-гедонист далек от духовности. Но если у него хорошая работа, зарплата, здоровье, он получает от жизни много удовольствия, то он вполне стабилен. Но вот он пришел к вере. Начинается конфликт ценностей, и этот человек менее стабилен до тех пор, пока он их противоречие не принял и не пережил, пока не выстроилась новая иерархия ценностей.
Если человек встал на путь христианства, это увеличит его стрессоустойчивость в перспективе, но на время перемен она может снизиться из-за того, что у него есть внутренний конфликт. В духовном плане он однозначно растет, а в плане стрессоустойчивости неоднозначно. Подверженность всем видам невротических расстройств, в том числе невротической депрессии на период переживания внутреннего конфликта может увеличиться.
Когда мы говорим, что человек более духовный менее подвержен депрессии, то это относится к тому, у кого духовность устоялась, закрепилась. Это о духовно зрелом человеке, ценности которого, старые и новые, переоценены и обрели свое место.
- А разве можно согласовать, сочетать противоположности?
- Всю нашу жизнь мы свою иерархию ценностей пересматриваем и согласовываем. Расставляем в другом порядке, переживаем противоречие ценностей, их конфликт. В переживании этого состояния и состоит последующая гармонизация.
Говоря языком православия, человек после грехопадения - существо противоречивое, на языке психологии - амбивалентное. И во многом личностный рост, развитие состоит в том, чтобы переживать в себе сочетание несочетаемого, учиться принимать себя и окружающих как существ противоречивых и совершать ответственный выбор.
Если родители умели переживать любовь и ненависть в «одном флаконе», то и ребенок умеет. А когда человек с детства не умеет этого делать, то подобное противоречие вызывает у него высокое внутреннее напряжение. Я думаю, не только курс психотерапии, но и любой личностный рост, в том числе духовный, связан с принятием своей собственной амбивалентности.
Но христианин призван возлюбить ближнего, как самого себя, и не сочетать любовь с ненавистью. Вообще, есть в жизни вещи, которые негативными однозначно называет только христианство, а наука и медицина не считает так.
- Думаю, что путь христианства и путь психотерапии - это пути, которые где-то идут параллельно, а где-то расходятся. Это не одинаковые пути. И есть места в душевно-духовном пространстве, где они работают вместе. Где-то психотерапия научилась строить шестиполосные автострады, а у христианства - узкая тропиночка по кочкам. Оно тоже проводит через это болото, но дорога менее изучена. А есть места, где, наоборот, святыми отцами широкая дорога проторена, а для психотерапевтов это малоизученный маршрут.
Может, разница в том, что психотерапия нацелена на то, чтобы человеку стало жить лучше, а христианство - чтобы сделать человека лучше?
- Затрудняюсь ответить, когда мы говорим оценочно это уже относительно чего-то. Психотерапевт в любом случае транслирует клиенту свои ценности. Психотерапевт христианин - христианские. Но клиент сам решает куда он хочет двигаться, в чем ему нужна помощь. Психотерапевт так же решает будет ли он помогать этому человеку на этом его пути.
Думаю, и священник, и психотерапевт могут работать в синергии, возможна взаимопомощь, взаимопонимание и продвижение человека в одном направлении. Духовный и душевный рост личности может идти с их помощью параллельно - в разных плоскостях. Но иногда эти дороги могут расходиться и тогда это надо признавать, и выбирать…
Стоит задуматься: Согласно статистике, депрессией болеет одновременно 5% населения Земного шара. Это приблизительно 340 млн человек.
В списке болезней с особо негативными социально-экономическими последствиями депрессия занимает 4-е место. К 2020 году прогнозируется, что она переместится на 2-е место и будет уступать только ишемической болезни сердца.
Древние греки называли человека “существом общественным”. Человек реализуется как личность не сам по себе, но в общении с другими людьми. Читая Евангелие, мы можем заметить, что Христос учил людей прежде всего тому, как относиться друг к другу: большинство Его наставлений посвящено именно этому. Каждый из нас находится в общении с разными людьми – родственниками, сослуживцами, друзьями. Есть люди, с которыми нам хочется общаться, а есть те, общение с которыми нас тяготит.
Общение – это искусство, которым мы либо владеем, либо не владеем, либо владеем не в полной мере. И от того, насколько мы искусны в общении, насколько умеем или не умеем строить свои отношения с людьми, насколько мы внимательны к людям, зависит очень многое в жизни каждого из нас. Сегодня я хотел бы поговорить с вами о некоторых весьма простых вещах, относящихся к искусству общения, о которых, может быть, и вовсе не стоило бы говорить, если бы мы о них не забывали так часто именно потому, что они настолько очевидны.
В общении человек должен быть абсолютно правдивым перед людьми и перед самим собой. Это первый и основной ключ к искусству общения. Как только в нашем общении с кем-либо появляется фальшь, как только мы надеваем маску, как только начинаем говорить человеку не то, что мы чувствуем, но то, что, нам кажется, он должен от нас услышать, как только мы становимся в позу – общение сразу же обесценивается: та встреча между двумя сердцами, между двумя душами, которая могла бы произойти, если бы наше общение было искренним и правдивым, не происходит. Надо стараться быть самими собой во всех ситуациях.
Случается видеть человека, который разговаривает с людьми так, будто стоит на театральной сцене. Бывает даже, что священнослужитель, вполне нормальный и здравый в обычном общении, выйдя на амвон, превращается в актера, начинает говорить с какими-то искусственными интонациями, подбирать искусственные слова, идущие не от сердца. Многие из нас оказываются в ситуациях, когда приходится говорить, что называется, с кафедры. Но очень важно, чтобы наличие большой аудитории не заставляло нас актерствовать. Будьте всегда и везде самими собой – это первый и ключевой момент.
Второй момент. Общение предполагает способность собеседников слышать друг друга. Мы часто общаемся с людьми лишь потому, что нам нужно выговориться, и тогда диалог превращается в монолог. Более того, мы нередко общаемся с людьми как бы и не ожидая от них ответа: нам кажется, что самое важное – успеть высказаться самим. Мне часто приходится встречаться с людьми, которых интересуют исключительно они сами, их собственный мир, из которого они, как из скорлупы, не могут выбраться. Такие люди встречаются с вами только для того, чтобы вам что-то рассказать, но не для того, чтобы услышать ваш ответ. Они настолько переполнены своими собственными чувствами, эмоциями, мыслями, переживаниями, что говорят только с самими собой, подобно глухарям, которые, токуя, не слышат, что происходит вокруг. Даже если вы скажете что-нибудь таким людям, они часто слышат совсем не то, что вы имели ввиду, так как не способны воспринять ничего, кроме самих себя.
Третий момент. Когда мы общаемся с человеком, надеясь получить от него ответ на наши вопрошания или реакцию на сказанное нами, мы должны быть готовы к тому, что услышим от него не то, что хотели бы услышать. Нужно уметь воспринимать позицию собеседника, относиться к ней с максимальным вниманием. Общаясь с людьми, нужно помнить, что каждый человек – существо свободное, он имеет право на свои мысли, чувства, взгляды, на свою жизненную позицию. Вступая в общение с человеком, мы не должны стремиться во что бы то ни стало склонить его к нашему видению и пониманию. У каждого человека есть свой собственный жизненный опыт, своя жизненная позиция, которые нужно уважать.
Очень важно в общении с людьми избегать многословия. Нужно учиться выражать мысль сжато и емко. Весь подготовительный процесс должен происходить у нас внутри: не следует обдумывать мысли вслух. Если мы научимся сначала думать, а потом говорить (как это просто и как это сложно!), тогда количество произносимых слов будет более или менее соответствовать количеству стоящих за ними мыслей. Тяжело и скучно бывает слушать людей, у которых количество слов во много раз превышает необходимость, так что крупицы смысла приходится выискивать в кучах словесного мусора. Надо учиться выражать мысли адекватно и не прибегать к тому, что Набоков называл “сорными словами”, “бедными родственниками настоящих слов, произносимыми для того, чтобы заполнить пустоту”.
Вспомним, как говорил Христос. Увидев учеников и народ, Он взошел на гору и сказал: “Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное”. Никаких вступительных слов, никаких пояснений. Проповедь начинается с самой сердцевины, с самого существа дела. И это относится к любой притче, ко всякому слову Христа. Мы не найдем здесь ни одного лишнего слова, – ни одного слова, которое можно было бы изъять без ущерба для смысла. Христос – величайший пример того, как надо распоряжаться словом. Слово – это не просто звук. За каждым словом должно что-то стоять, оно должно иметь вес, смысл, силу. “Слово ваше да будет с солью”, – говорил Христос. Итак, воспользуемся временем Великого поста, чтобы научиться поменьше говорить и побольше думать.
Общаясь с людьми, важно учитывать и особенности собеседника – его культурный уровень, возраст, пол и т. д. Невозможно общаться одинаково с людьми разных культур. Общение с людьми иной культуры, – это особое искусство, которому тоже нужно учиться. Многие воспринимают собственную культуру так, будто она должна распространяться на все человечество. И, встречаясь с иной культурой, испытывают “культурный шок”, когда вдруг замечают, что люди реагируют на их слова и действия иначе, чем это происходит в привычной для них культурной среде.
Приведу пример из собственной жизни. Когда я преподавал в духовной семинарии на Аляске, моими учениками были в основном местные жители, эскимосы. Однажды один из них пришел ко мне на урок, я с ним беседовал, что-то ему объяснял, после чего он сказал мне: “Спасибо, до свидания”, – встал и ушел. Естественно, я подумал, что чем-то его обидел, потому что люди просто так не встают и не уходят ни с того, ни с сего. Однако очень скоро я обнаружил, что и другие студенты ведут себя точно так же в подобных ситуациях. Если эскимос говорит “спасибо”, значит, он благодарен, а сказав “до свидания”, тотчас уходит. Вот и все.
В нашей культуре дело обстоит иначе. Мы никогда не говорим “спасибо” один раз. Представим себе следующую ситуацию. Вы просили кого-то одолжить вам денег, вам деньги дали. Вы их берете, говорите “спасибо” и уходите. Возможно ли такое? Нет, конечно же вы скажете: “Огромное Вам спасибо”. Это первое “спасибо”. “Я вам очень признателен” – второе “спасибо”. “Я не знаю, что бы я делал, если бы не Вы” – это третье “спасибо” и т. д.
Мы никогда не говорим “до свидания” один раз. Просидев несколько часов в гостях и почувствовав, что пора уходить, мы смотрим на часы и говорим: “Поздновато”. Это наше первое “до свидания”. Потом мы говорим о том, что посидели бы еще, да ехать домой далеко – это второе “до свидания”. Потом мы говорим: “Очень было приятно с Вами провести этот вечер”. Это уже третье “до свидания”. И мы не уйдем из этого дома, пока не скажем “до свидания” по крайней мере десять раз – каждый раз в разной форме.
То, что я сказал в начале беседы, – о недопустимости фальши и необходимости для каждого человека быть самим собой – относится к общению на всех уровнях. Естественно, что мы по-разному общаемся с нашими начальниками и подчиненными. В общении с начальниками нельзя опускаться до того, чтобы вести себя как известный персонаж в рассказе Чехова “Толстый и тонкий”. Но и с подчиненными нельзя вести себя, как барин с прислугой. Вообще на нашем жизненном пути могут встретиться люди богатые и влиятельные, а могут – бедные и незначительные. Нельзя забывать, что каждый из этих людей создан по образу Божию. И каждый из них – вне зависимости от социального положения и места в табели о рангах – заслуживает нашего почтения и уважения.
Особое искусство – общение с детьми. Здесь тоже недопустима фальшь. Есть люди, которые, увидев ребенка, совершенно меняются, с ними происходит нечто необъяснимое: на лице появляется какая-то противоестественная гримаса, они начинают использовать особый – якобы детский – лексикон. Не думаю, чтобы детям это нравилось. Помню, мне в детстве всегда претило, когда со мной общались в таком духе. Уверен, что с детьми, как и со взрослыми, можно общаться серьезно и глубоко.
Особого внимания требует общение с больным человеком. Больной чаще всего хочет услышать от нас слова утешения и поддержки. Но нельзя лгать больному, нельзя, например, пытаться сделать вид, что ничего страшного не происходит, когда человек лежит на смертном одре. Тяжело больной человек ловит не только слова – он обращает внимание на выражение глаз, на интонацию. И всякую фальшь он сразу же почувствует.
Мы часто думаем, что, когда мы начинаем актерствовать, фальшивить и лгать, то со стороны это не заметно. На самом же деле всякий собеседник сразу же чувствует неискренность. Если это человек деликатный, он сделает вид, что ничего не заметил, и мы можем остаться при убеждении, что роль сыграна нами с полным успехом. Но это будет большим заблуждением. Всякое актерство всегда заметно, и всякая фальшь всегда слышна.
Общение может быть полезным, нейтральным и вредным.
Общение полезно, если оно к чему-то ведет, если в нем есть положительная динамика, если оно бывает взаимно обогащающим или, по крайней мере, если одна сторона питается от другой. Такое общение может быть полезным и с духовной точки зрения, и в чисто человеческом плане.
Но бывает общение бесполезное и даже вредное. Вредное общение – то, у которого отрицательная динамика, которое наносит вред или обеим сторонам, или одной из сторон. Как поступать в этом случае? Можно пытаться общение бесполезное или вредное сделать полезным, то есть перестроить его, переориентировать таким образом, чтобы оно приносило добрые плоды. Если же этого не получается, если мы видим, что общение с человеком не приносит ничего, кроме вреда и ему, и нам, то иногда полезнее разорвать общение, чем продолжать его. Впрочем, нередко бесполезное или вредное общение происходит между людьми, которые в силу разных обстоятельств не могут разойтись, – например, между членами семьи, проживающими в одной квартире, или сотрудниками, сидящими в одном рабочем кабинете, и т. д. В таком случае это надо воспринимать как испытание, посланное нам Богом, как трудную задачу, которую необходимо решать.
Итак, общение может быть вынужденным или добровольным. Оно, кроме того, может быть поверхностным или глубоким. На это последнее я хотел бы обратить ваше внимание.
Бывает, что люди в течение многих лет встречаются, обсуждают погоду, политику, новости, но при этом их общение остается на поверхности. Такие люди могут, зная друг друга двадцать – тридцать лет, оставаться абсолютно чужими друг другу. В общении с людьми нужно стремиться к тому, чтобы не оставаться на поверхности, но выходить на глубину. Для этого есть немало способов, например, общаться с человеком один на один. Общение в группе, особенно большой, редко бывает по-настоящему глубоким. Но, разговаривая с глазу на глаз, мы сможем услышать и разглядеть в собеседнике то, что обычно бывает скрыто.
Иногда мы боимся глубокого общения. Нам кажется, что при таком общении мы можем слишком раскрыться, зайти слишком далеко, что собеседник может разбить скорлупу нашего эгоцентризма, эгоизма, в которой нам бывает так уютно и тепло. Не надо бояться риска, который заключает в себе глубокое общение. Не надо бояться, что мы потеряем что-то, поделившись этим с человеком: отдавая, мы никогда ничего не теряем. Не надо бояться, если в общении с другим человеком будут затронуты какие-то сокровенные струны, поставлены болезненные вопросы. Всякое общение, начавшись на поверхности, может постепенно сойти в глубины. Оно может перерасти в подлинную встречу двух людей. В то же время общение, которое начиналось на глубине, имеет потенциал постепенного “всплытия на поверхность”. Очень важно следить за динамикой общения – меняется ли что-то от встречи к встрече, от разговора к разговору, узнаем ли мы человека глубже, начинает ли он лучше понимать нас, или мы продолжаем оставаться чужими друг другу.
Современная цивилизация предоставляет человеку разнообразные средства общения, такие как почта, телефон и электронная почта. Общение по телефону требует особой чуткости. Далеко не все из того, что обсуждается при личной встрече, можно сказать по телефону. Но телефон и не предназначен для продолжительных задушевных бесед. Мы на протяжении многих лет жили в уникальной ситуации, когда телефонный разговор между людьми, живущими в одном городе, был бесплатным. Видимо, скоро положение изменится, а вместе с этим уйдет в прошлое словосочетание, которое существует только в русском языке, – “висеть на телефоне”. Людям на Западе такая роскошь недоступна – каждая минута разговора стоит денег. Когда мы звоним кому-то, нужно учитывать, что совсем не всегда наш абонент настроен на разговор. Телефонным звонком мы врываемся в чью-то жизнь. Наш собеседник может в этот момент оказаться совершенно не готовым к общению – он может быть занят чем-то другим. И не нужно обижаться, если он быстро “свернул” разговор. Надо понимать, что телефон создан только для того, чтобы договориться о встрече или решить какие-то неотложные вопросы. Но если мы хотим общаться с человеком серьезно и глубоко, нужна личная встреча.
Электронная почта становится все более распространенным средством общения. Оно тоже требует определенных навыков. В электронных письмах люди нередко бывают чрезмерно краткими, почти грубыми. Поэтому между людьми, которые общаются по электронной почте, нередко возникают недоразумения, так как человеку кажется, что ему ответили не очень вежливо или недостаточно подробно. Нужно все это учитывать и помнить, что электронная почта не может заменить личное общение.
Что же касается обычной почты, то это, как известно, одна из древнейших форм общения. Эпистолярный жанр – особое искусство, которому нужно учиться. Святитель Григорий Богослов в этом смысле может служить для нас образцом. Каждое его письмо было небольшим произведением искусства. В одном из писем он рассуждает о том, как надо писать письма. Письмо, говорит он, не должно быть слишком длинным или слишком коротким, не должно быть слишком витиеватым или содержать только обрубки фраз; письмо должно быть глубоким по содержанию и изящным по форме.
Если возможно, старайтесь, чтобы каждое ваше письмо содержало что-то конкретное. В письмах, как и в личном разговоре, не следует говорить общие, ничего не значащие слова. Вспоминаю одного своего знакомого, который посылал мне письма примерно такого содержания: “Вы сейчас находитесь во Франции, там, наверное, лето, там, наверное, тепло, наверное, цветут деревья”, – и так далее. То есть человек в письме ко мне рассказывал мне то, что, как он предполагал, происходило у меня. При этом он ничего не рассказывал о себе. Конечно, ответить на такое письмо было для меня достаточно затруднительно, потому что писать ему, что “да, действительно, здесь все цветет” было бы странно. А другой человек в тех же примерно ситуациях писал мне очень коротко, но из его лаконичных писем я узнавал все, что с ним происходит. Я мог отвечать ему столь же коротко или более пространно, но это был ответ по существу. Всякий раз, садясь за письмо, мы должны задуматься о том, для чего мы пишем, какого ответа ожидаем. Письмо не должно быть просто набором ничего не значащих слов.
Если в письме содержится вопрос, мы должны ответить на него, а не посылать человеку отписку. В известном рассказе Чехова говорится: “Письма, в котором денег ты просил, я не получал”. Если у нас в письме попросили денег, мы должны либо ответить, что дадим деньги, либо что не дадим. Попытка же сделать вид, что письма не было, будет той самой фальшью, которая недопустима в общении с людьми.
Об искусстве общения можно говорить много, это тема неисчерпаемая. Общение с каждым человеком неповторимо. Не существует шаблонов, по которым можно было бы строить свое общение со всеми людьми.
Все, о чем я говорил сегодня, вы, конечно, знаете. Мне просто хотелось напомнить об этом в дни Великого поста, потому что это время, когда мы анализируем свою жизнь, всматриваемся в себя и в других людей. Это время, когда мы можем исправить ошибки. Многие вещи представляются нам обыденными и понятными, но, когда мы сталкиваемся с ними, мы вновь и вновь падаем в те же самые ямы, совершаем одни и те же ошибки. Будем помнить о том, что необходимо постоянно работать над собой, чтобы во всех отношениях быть на высоте и отвечать нашему высокому христианскому призванию.
Вопросы и ответы
– Если динамика общения отрицательная, то как лучше – поговорить, поставить точки над “i” или разойтись?
– Думаю, что возможно и то и другое. Но в некоторых случаях объясниться с человеком невозможно: накопилось слишком много того, что будет препятствовать поговорить с ним начистоту. И иногда приходится просто отходить, прекращать общение.
– А как быть, если расстаться не удается?
– Если вы чувствуете, что не можете расстаться с человеком без ущерба либо для себя, либо для него, попробуйте переориентировать общение с ним на что-то позитивное. Это непросто и требует немалых усилий. Нельзя пускать общение с человеком на самотек, а уж тем более – под откос.
– Что такое “вредное общение”?
– Приведу конкретные примеры. Ваш собеседник общается с вами для того, чтобы склонить вас к совместному распитию спиртных напитков. Или склоняет к наркотикам. Или вы видите, что человек заражен какими-то ложными учениями и пытается вам их внушить, а вы начинаете этому поддаваться. Вы начинаете с ним спорить, но он не слушает. Он имеет право думать именно так, но у него нет права вам это навязывать. Может быть, человек внушает вам какие-то ошибочные взгляды и действует, как гипнотизер, которому вы бессильны противостоять. Если общение складывается подобным образом, лучше разорвать отношения с этим человеком.
– Сколько времени нужно, чтобы общение стало глубоким?
– Иногда пять минут, а иногда много лет. Когда я говорю о краткости и о многословии, то имею в виду не время, которое вы потратите на общение, а качество общения. Вы можете говорить с человеком несколько часов, но это время окажется проведенным впустую. А можете поговорить десять минут, но сказать ему то, что перевернет всю его жизнь. Вспомните: встречи Христа с людьми были, как правило, очень краткими, так же как и Его притчи. Он умел за один миг в корне изменить жизнь человека. Вот пример: рыбак на озере ловит рыбу. Иисус проходит мимо и говорит: “Вставай, бросай лодку, сети, забудь об отце и матери, пойдем со Мной”. И человек тотчас все бросает и идет за Ним. Разумеется, мы не можем ожидать, что наше слово будет столь же эффективным, каким было слово Христа. Но мы должны заботиться о том, чтобы наше слово всегда что-то в себе несло, не было пустым звуком.
– Всегда ли разговор на серьезные темы может быть плодотворным?
– Есть культуры, в которых вообще не принято говорить на серьезные, глубокие темы. У нас принято. Почитайте Достоевского: “русские мальчики”, которые впервые видят друг друга, всю ночь напролет обсуждают ключевые вопросы – о бытии Бога, о судьбах мира и т. д. Любовь к разговорам на серьезные темы – наша национальная особенность. Но при этом нужно помнить, что подобного рода разговоры далеко не всегда ведут к реальным результатам. Мы часто говорим об очень серьезных вещах, а потом расходимся ни с чем. Сама по себе склонность человека к обсуждению серьезных и важных тем – еще не гарантия того, что общение с ним будет продуктивным и плодотворным. На какие бы темы мы ни говорили, нужно заботиться прежде всего о том, чтобы общение имело какой-то результат.
– Есть люди, которые очень много говорят, их трудно остановить. Как поступать в подобных случаях?
– Бывает, что человеку просто нужно выговориться, нужно, чтобы его выслушали. В таких случаях не следует смотреть на часы. Другое дело – когда человек говорит просто потому, что он по природе болтун, говорит, не замечая, что собеседник его не слушает, что он ему в тягость. Я где-то читал рассказ об одном английском поэте, который имел обыкновение, разговаривая с человеком, брать его за пуговицу и закрывать глаза, чтобы быть уверенным, что собеседник здесь, но в то же время, чтобы возможная реакция собеседника никак не воспрепятствовала ходу его собственных мыслей. Так вот, один человек, который очень спешил, оказавшись в такой ситуации, отрезал пуговицу и ушел. Когда он через час проходил мимо, он увидел, что поэт все еще вдохновенно разглагольствует, держа в руке пуговицу. Известен рассказ, вполне достоверный, об одном архиерее, который так долго проповедовал, что его паства этого не выдерживала. Проповедь архиерея начиналась при полном храме, но постепенно прихожане один за другим уходили, и в конце концов архиерей оставался один. Тогда сторож подходил к нему и говорил, что, мол, владыка, пока кончать, надо закрывать храм. Беда, если мы будем хоть чуточку похожи на того поэта или на этого архиерея.